— Лекс. Лекс, ты встал? — послышался с кухни голос матери. — Скоро придет дядя Дитрих. Не забыл?

— Я помню, мам, — отозвался Феликс, прежде чем успел осознать, какой сегодня день, и вздрогнуть. От мысли о том, что скоро должно произойти, от того, что знает об этом, словно когда-то уже пережил, становилось страшно. Проклятые сны совсем его извели.

Выскользнув из постели и умывшись, он быстро оделся и прошел на кухню, пожелав доброго утра. И как раз в этот момент на кухню через дверь, выходящую в сад, зашел Дитрих. Поцеловав хозяйку дома в щеку, он вручил подбежавшей Марте шоколадную фигурку и в знак приветствия потрепал крестника по волосам.

— Выглядишь не очень. Ты когда последний раз на улице был?

— Вчера, кажется…

Феликс улыбнулся, увидев Дитриха живым и здоровым. Чуть качнул головой, убеждая себя, что все было только сном.

— Кажется? — крестный недовольно нахмурился. — Феликс, тебе нужно отдыхать, дышать свежим воздухом, а не пропадать ночами в интернете. Каникулы не такие уж и долгие.

Заметил мужчина и намазал крестнику тост маслом и джемом.

— То-то и оно, что недолгие. А успеть надо много, — вздохнул Феликс, принимая угощение. — Спасибо. Кстати, вы обещали взять меня с собой в психушку, помните?

— Помню, — со вздохом кивнул мужчина. — Но никак не пойму: на кой черт оно тебе надо?

— Я хочу посмотреть, как вы работаете. По-моему, это ужасно интересно, — признался парень, запивая чаем кусок тоста. — На вас в другой обстановке…

— Боюсь, ты разочаруешься, — печально усмехнулся профессор и также глотнул чая. — Но в любом случае от своих слов я не отказываюсь.

— Это почему, думаете, в моем воображении психи бродят по коридорам и пристают к посетителям? — улыбнулся Феликс, а в груди что-то екнуло.

— Нет, ты слишком умен для подобных фантазий, — хмыкнул мужчина. — Просто это до крайности непривлекательное и давящее на психику заведение.

— А я знаю.

Да, он знал о работе психиатра немного больше, чем думал Дитрих. Феликс и сам не знал, откуда в нем этот не совсем здоровый интерес, как говорили некоторые знакомые матери. Только это желание не слабло со временем, скорее, наоборот. И в то время как его друзья мечтали пойти по стопам отцов, он хотел следовать за крестным и лечить тех, кого случается ловить отцу.

Дитрих вздохнул и снова потрепал крестника по волосам.

— Тогда доедай, и поедем.

Завтрак был прикончен за какие-то десять минут.

— Я готов.

Поцеловав маму, Феликс накинул легкую курточку и потянул Дитриха на выход.

Мужчина тихо вздохнул и последовал за крестником. Усадив его в авто, направился в клинику. Всю дорогу он молчал, но, припарковавшись у клиники, на всякий случай переспросил, словно надеясь, что Феликс передумает:

— Ты точно уверен?

— Конечно, Дитрих, — снисходительно улыбнулся парень, сам открывая дверцу и выбираясь из салона. Взгляд, каким он окинул суровое здание, был абсолютно серьезен. — А стены тут какой толщины? — спросил он.

— Около семидесяти сантиметров, — отозвался Дитрих, выбираясь из автомобиля и направляясь в клинику, на ходу рассказывая крестнику о структуре работы. Об обязанностях сотрудников и правилах безопасности.

Феликс зачарованно слушал, не забывая, однако, глазеть по сторонам и задавать по ходу уточняющие вопросы. Он видел себя врачом, совершающим обход, и на губах его блуждала улыбка.

Дитрих провел крестника в ординаторскую, где познакомил его со своими сотрудниками, а также протянул Феликсу герметичный пакет с униформой клиники.

— Ух ты, — восхищенно выдохнул парень, переодеваясь. — Правда, великовата малость… Но когда стану старше, будет как раз. Дитрих, я увижу, как вы ведете осмотр?

— Не понимаю я тебя, — тихо заметил Дитрих, вздохнув и перебирая личные дела пациентов.

— Почему? — искренне удивился Феликс. — Разве у вас такого не было? Мне казалось, вы любите свою работу…

— Я люблю свою работу, — улыбнулся Дитрих, взглянув на крестника, — но в профессию я пришел совершенно случайно и никогда не мечтал стать врачом-психиатром.

Парень передернул плечами и ухватился за предлог уйти в сторону от затронутой не очень приятной ему темы.

— А как вы в нее пришли? — спросил он с улыбкой.

— Не поверишь, на спор, — тихо засмеялся Дитрих. — Мой тогдашний закадычный друг постоянно ныл, как трудно ему выучить все к экзаменам в медицинскую академию, а ведь он с восьмого класса готовится... Ну, мне это надоело, и я поспорил с ним на бутылку коньяка, что за два месяца подготовлюсь к экзаменам, получу отлично и поступлю с первого раза. Спор я выиграл.

Феликс тихо засмеялся. Все же жизнь такая странная и непредсказуемая штука…

— Но ведь в медицинской академии очень широкий спектр направлений, — резонно заметил он. — Почему именно психиатрия?

Он хотел знать, надеясь, что, возможно, так он сможет лучше понять самого себя.

— Преподаватель психологии проводил тест по профессиональной ориентации и посоветовал мне данную область. Я почитал, познакомился как следует, и мне понравилось, — пожал мужчина плечами, делая какую-то пометку в личном деле пациента.

— Вот и мне понравилось, — озвучил свои мысли парень, разглядывая пациента в маленькое окошко. — А что у него?

— Вот только я был уже студентом, а ты еще не закончил школу, — обеспокоенно заметил Дитрих. — Буйная шизофрения с манией преследования и паранойей.

Феликс вздохнул:

— Вы тоже считаете, что это ненормально? — спросил он, продолжая наблюдать за пациентом.

— Шизофрения? Естественно, это ненормально, — улыбнувшись, отозвался Дитрих и потрепал крестника по волосам.

Крестный ловко ушел от ответа, а Феликс не стал настаивать, и они продолжили обход, обсуждая расстройства. Когда они затронули тему тестов, Дитрих вдруг предложил:

— А хочешь попробовать пройти?

В первый момент Феликс нахмурился, бросив на крестного подозрительный взгляд, но потом вдруг улыбнулся:

— По приколу?

— А то, — улыбнувшись, подмигнул ему крестный, и они направились в ординаторскую, чтобы пройти тест за чашечкой кофе.

Сварив кофе, Дитрих подал одну чашечку крестнику и сел за стол, открывая свою записную книжку и, делая пометки, начал задавать вопросы. Сначала с улыбкой, усмешкой, но медленно его реакция менялась. Он хмурился, темнел лицом, задавал дополнительные вопросы.

— Ну что там? — не выдержал Феликс, уловив перемену настроения крестного, которая ему совсем не нравилась. Однако он улыбнулся. — Я потенциальный маньяк?

— Ну, по сути, мы все потенциальные психи, — хмыкнул Дитрих и допил кофе. Неуверенно улыбнулся. — Нет. Просто ты устал, и у тебя внутренний разлад... Твое состояние шатко. Возможен срыв. Что тебя беспокоит?

Феликс вздохнул, решаясь, но потом признался, допивая кофе:

— Меня сны замучили. Вымотали. Такие яркие, реальные. Про то, чего нет.

Взгляд Дитриха изменился, он выпрямился в кресле и поправил очки, переворачивая страничку в записной книжке, и сделал какую-то пометку.

— Можешь рассказать подробнее? О чем эти сны? Какой они эмоциональной окраски? Какие чувства у тебя вызывают во сне и по пробуждению? Как долго это продолжается?

Услышав, что никаких серьезных патологий у него нет, парнишка расслабился и позволил себе легкую улыбку, наблюдая, как крестный перевоплощается в доктора. И это было здорово. Он даже решил, что когда сам станет психиатром, купит себе очки, только с простыми стеклами.

— Мне снится будущее. А может, параллельная реальность, где я стал психиатром, и мы работали вместе, только… В той реальности очень мрачно и много насилия, — он умолчал о последнем сне, где Дитрих умер, и о том, где закрыл Феликса в психушке. — Это началось пару недель назад. Эти сны, они пугают меня.

Феликс с надеждой посмотрел на крестного, надеясь, что тот разберется в их природе и избавит от них.

Дитрих вздохнул и, стянув очки, посмотрел на крестника.

— Тебя беспокоит твое будущее. Выбор, который ты сделал.

— Но почему, если я уже сделал его? — спросил Феликс, у которого вовсе не было никаких сомнений на сей счет.

— Быть может, от того, что окружающие не принимают твой выбор. И подсознательно ты тоже сомневаешься, — поднявшись на ноги, Дитрих потрепал крестника по волосам. — Да и устал ты...

Крестный был отчасти прав, и Феликс опустил голову:

— Но все равно это мой выбор и все будет так, как я решу. Впрочем, сперва надо окончить школу, верно?

Он постарался отогнать печальные мысли.

— Верно, — чуть улыбнулся Дитрих и допил свой кофе. Взглянул на время. — Уже почти обед... пойдешь домой или останешься до конца смены?

— Я останусь с вами, можно? — в конце концов, когда еще так повезет побывать на работе у крестного?..

Улыбка Феликса была слабой, но ничто не могло поколебать его уверенности в своем выборе.

— Ну хорошо, — улыбнулся профессор и вытащил из шкафа толстое личное дело какого-то пациента. — Идем, я покажу тебе интересный случай. Молодой человек, двадцати трех лет. То и дело выпадает из реальности и считает свои сны реальностью, а реальность сном.

— Значит, сейчас он думает, что спит? — заинтересованно спросил Феликс, шагая следом за Дитрихом по хорошо освещенному, но отчего-то мрачному коридору.

— Да, — кивнул Кронен. — Таких случаев, конечно, много, но дело в том, что терапия не дает никаких результатов.

— И какое вы применяете лечение?

Отчего-то сердце в груди забилось быстрее. Может, потому, что его сны тоже были слишком реальны?

— Медикаментозное, на контакт он не идет, уверенный в своем мире, — отозвался Дитрих и вздохнул. — Но препараты на него тоже почти не действуют, а подобрать оптимальное лечение... Я уже полгода перебираю комбинации. Нужны лекарства другого класса, но я не имею права опробовать их на пациентах, потому что они еще не до конца испытаны.

— Понимаю. Кто знает, какой вред может нанести психике непроверенный препарат…

Феликс ненадолго задумался над проблемой тестирования препаратов. Он уже слышал об этом от крестного и даже думал, что, возможно, следовало разрешить использовать для этого бомжей и смертельно больных, конечно, с их согласия и за деньги. Только озвучить так и не решился, понимая — не позволят.

Парень действительно был в удручающем состоянии, и Феликсу стало жутковато. Невменяемый пациент вел себя агрессивно, поэтому пришлось вызывать санитаров, которые обкололи его успокоительными и привязали к кровати. Феликс стоял чуть в стороне и, наблюдая за этим, он испытывал что-то наподобие дежавю.

Так что, когда крестный увел его прочь, он вздохнул с облегчением. Сев в кресло, незаметно зажал руки между коленями.

— Бедняга… — вздохнул он, вспоминая пациента.

Дитрих хотел было что-то ответить, но их прервал звонок телефона Феликса. Звонила мама.

Судорожно, находясь на грани истерики, она сообщила, что не может дозвониться до его младшей сестры, и буквально взмолилась о том, чтобы он поскорее вернулся домой.

Парень вздохнул. Значит, не судьба…

— Увы, я должен вернуться домой, — печально улыбнулся он крестному. — Надо отшлепать одну гулену, которая опять забыла дома телефон.

Попрощавшись, он поспешил на автобус, который тащился, казалось, целую вечность. По дороге Феликс то и дело оглядывался, высматривая сестру, но той нигде не было.

Может, что-то случилось?

Взлетев на крыльцо дома, он обнаружил входную дверь распахнутой, изнутри доносились странные звуки. Решив, что девочке стало плохо, он поспешил в ее спальню и замер на пороге, наблюдая, как незнакомый мужчина трахает его сестренку, простертую на сбитой постели. Марта плакала и пыталась царапаться, наверное, она кричала, но сильная рука зажала ей рот, и наружу вырывались лишь приглушенные стоны и всхлипы. На теле девочки красовались синяки.

Мозг подкинул Феликсу образ медсестры: затраханной, окровавленной, мертвой. Во рту появился привкус спермы…

Увлеченный своим занятием незнакомец не услышал, как парень прошел в комнату. Точно на автомате подойдя к журнальному столику, взял с него нож, которым Марта срезала кожуру с успевшего обветриться яблока. Он не стал окликать насильника, не кричал, просто вонзил клинок тому в спину, потом еще раз и еще, пока мужчина не замер, погребя под бесчувственным телом свою жертву. Скинув грязную тварь с сестренки, Феликс нанес еще удар и еще. Хотелось уничтожить ублюдка! Стереть с лица земли, чтобы не осталось ничего, кроме кровавого месива. И он продолжал бить, не обращая внимания на то, что уже весь в крови. Казалось, еще немного, и он просто расчленит насильника. И только крики младшей сестры вернули его в реальность.

Феликс посмотрел на свои руки, по локоть в крови, не сразу осознавая, что он действительно сделал это — убил. Но внутри не было вины или страха, только приятное опустошение. Такое бывает, когда человек наконец делает то, что очень давно хотел, или создает долго вызревавшее в голове творение. Да, он все сделал правильно. Такие не вылечиваются. Зверь всегда останется зверем, даже запертый в клетке, он будет смотреть на девочек и представлять, как насилует их, пока не сможет осуществить свое желание…

Феликс улыбнулся Марте, протянув руку:

— Как ты? Я вызову скорую.

Но девочка лишь попятилась от него, отчаянно мотая головой, смотря на брата с ужасом. Выбежала из комнаты, не обращая внимания на боль.

Снова посмотрев на руки, Феликс покачал сам себе головой и пошел в ванную, чтобы смыть с себя кровь. Там его вдруг начало трясти, и он долго стоял под горячими струями, пытаясь согреться. Вода смывала кровь, но ее будто не становилось меньше. Ничего не понимая, он взглянул на свои руки, но они по-прежнему были в крови. Она не отмывалась, как бы он ее не оттирал. И тогда Феликс стал сдирать ее вместе с кожей, не чувствуя боли.

В этот момент в ванную комнату вошел Дитрих, печально улыбнувшись и, не боясь намокнуть, взял его за руку:

— Этого я и боялся, — сказал он, доставая шприц.

Феликс рванулся, но игла вошла в тело, и скоро сознание его помутилось.

Дитрих снова предал его…

Феликс с трудом приоткрыл глаза и сел на полу, оглядываясь. Возникло ощущение, что он попал в фильм ужасов с элементами научной фантастики. Длинный темный коридор был подсвечен зеленым светом, а на стенах были распяты люди, знакомые и не очень. По телу пробежали мурашки, как остаточное явление сна, оставшегося за гранью.

Поднявшись, Феликс сделал несколько неуверенных шагов.

Казалось, здесь были все. Даже его родители и тот медбрат, которого он случайно покалечил. И чем дальше он шел по коридору, тем сильнее убеждался в том, что так оно и было — здесь были все. Кроме Кронена. Тот вновь играл с его разумом, и что-то подсказывало Феликсу, что себя профессор приберег на десерт.

— Дитрих, — позвал он, прокрутившись и прислушиваясь. — Когда проснусь, я убью вас…

И он сам не был уверен, что это пустая угроза.

Обернувшись, заметил, что назад пути нет. Пройденная им часть коридора просто исчезла. Поэтому ему оставалось только идти вперед по бесконечным коридорам с бесчисленным количеством поворотов. Не коридор — лабиринт, и Феликс погружался в него все глубже, уже не обращая внимания на распятых людей.

Казалось, это никогда не кончится, и он обречен вечно скитаться в этом проклятом месте, но неожиданно он вышел в большой круглый зал. И по другую сторону площадки увидел себя: в смирительной рубашке, заплаканного, с тенями под глазами. Он покачивался и что-то шептал, кажется, звал Дитриха, а после повернулся к своей точной копии:

— Он не придет, пока ты не позволишь. Но он нужен нам, он поможет... Пожалуйста, я не могу так больше.

Как же он был жалок, этот Феликс. Было противно слушать его мольбы о том, чтобы поддаться Кронену и позволить залечить себя. Поможет он, как же…

— А что потом? — спросил он, медленно приближаясь к копии.

— Все закончится, и мы сможем вернуться к нормальной жизни. Только позволь ему помочь, прошу тебя... — взмолилась копия, обливаясь слезами.

Феликс засмеялся:

— Нормальной жизни? — фыркнул он. — Ты хоть представляешь, что ждет там таких, как мы? Да и что это за мир, помнишь? Каждое ничтожество будет пытаться указывать нам, какими быть и чем заниматься, как одеваться… Мир, где наша жизнь ничего не стоит…

Юноша отчаянно мотал головой:

— А как же мама? Крестный? Им больно... мы должны вернуться, должны.

— Дитрих предал нас, — отрезал Феликс. — По его вине мы оказались тут. Или ты забыл? Те уколы…

А мама всегда больше любила Марту…

Его копия хотела было возразить, но ей помешали пальцы, сомкнувшиеся на горле. Феликс больше не хотел слышать это нытье, слышать о Дитрихе. Он никогда не станет таким слабым и жалким. Не подчинится Кронену.

Его копия задыхалась, не в силах даже сопротивляться, только хватала губами воздух, умоляюще смотря на свое отражение. А после его губы вдруг дрогнули в улыбке. В то же мгновение ладони Феликса накрыли чужие руки, словно не применяя силы, пытаясь их расцепить.

Дитрих. Пальцы разжались сами собой, оставляя копии ее никчемную жизнь. Парень повернулся, пытаясь обвить ими уже другую шею, но вместо этого сжимая кулаки. Удары посыпались на мужчину, приходясь по груди и плечам, жаль, у него не было ножа…

— Сволочь! Это все из-за тебя!..

Кронен же лишь перехватил чужие руки, сжимая запястья сильно, но в то же время мягко.

— Это не так, и ты это знаешь, — мягко ответил профессор, смотря в глаза крестника. — Не противься, позволь помочь тебе.

— Я не хочу! — попытался Феликс вырваться и снова ударить.

В ответ на это запястья сжали сильнее. Встряхнули.

— Феликс, посмотри на меня. Тебе нужна помощь. Ты нужен нам там, в реальном мире. Все тебя любят и ждут.

— Нет. Никому не нужен убийца и псих! — крикнул Феликс, зажмуриваясь. — Я не хочу…

Его руки отпустили, и теплые ладони обхватили лицо:

— Я смогу помочь тебе. Лекс, прошу, поверь мне. Все будет хорошо...

Феликс отчаянно помотал головой, в то время как руки обвили шею крестного, а тело прижалось в поисках тепла и защиты. Ему так хотелось верить человеку, который закрыл его в этом ужасном месте, но он боялся. Боялся проснуться и понять, что реальность снова изменилась, оказавшись очередным сном.

Дитрих погладил его по волосам и осторожно поцеловал в макушку.

— Феликс, открой глаза, — чуть требовательно произнес он. — Сосредоточься на моем голосе и открой глаза.

Голос крестного слышался словно где-то в отдалении, но Феликс последовал его совету, поверив профессору еще один, последний раз. Все было как в тумане, но в очертаниях предметов он узнал палату и попытался сесть, но оказалось, что ноги и руки его все еще привязаны. Продолжение сна. Или все же реальность?

— Дитрих, — позвал он дрогнувшим голосом.

— Я здесь, мой хороший, здесь, — тихо произнес Дитрих и, присев на край чужой постели, погладил крестника по щеке. Едва заметно он махнул рукой Брюсу, и тот занес в журнал данные о новом препарате.

— Пожалуйста, развяжите меня… — попросил Феликс.

— Чуть позже, придется немного потерпеть, — чуть виновато улыбнулся Кронен. — Голова не кружится, не болит?

— Немного кружится, — признался пациент, двинув руками, точно проверяя путы на прочность. — Андрэ сильно покалечил? — спросил он, испытывая вину и одновременно пытаясь разобраться, какие воспоминания реальные, а какие были во сне. Как в прошлый раз.

— Да что с ним будет? — вздохнул Дитрих. — Уже давно все зажило. Ты помнишь, что было до Андрэ?

— Да. Кажется… Помню, как вышел из больницы и потом встретил Алексис, — сердце болезненно сжалось. Она правда ушла? — Как мне отказали в поступлении в медицинский… Родители приезжали. Марта уже вышла замуж?

Феликс вздохнул, прекрасно осознавая обрывочность воспоминаний и в целом представляя свою собственную клиническую картину. Она была удручающей.

Дитрих потрепал крестника по голове, тихо вздохнув:

— Нет, еще не вышла, а родители были неделю назад, — заметив настроение юноши, чуть улыбнулся. — Все будет хорошо, я обещаю.

Феликс слабо улыбнулся, кивнув. Уже вслед уходящим врачам тихо спросил:

— Я правда нанес ему шестьдесят ударов ножом?

Чуть обернувшись, Дитрих тихо обронил:

— Мы обсудим это позже. Сейчас отдыхай...

В своем кабинете профессор Кронен перечитывал личное дело крестника, в частности, последние записи, сделанные Брюсом. Они пренебрегли законом, применив неиспытанный препарат. Но сколько бы времени ушло на его испытание? Пропустили бы его? А действовать надо было срочно...

А все ведь было так хорошо, Феликс вышел из клиники, зажил нормальной жизнью. Дитрих до сих пор задавался вопросом, что же спровоцировало рецидив? Вздохнув, мужчина закурил. В своих бреднях Феликс обвинял во всем его и лекарства. Но так поступают все больные, особенно когда перестают их принимать. Вот только сердце Дитриха было не на месте, что-то подсказывало ему, что дело было как раз в лекарствах, не до конца испытанных, но уже объявленных панацеей. В фармакологических компаниях, которые смотрели на лекарства не как на то, что может вылечить, а как на то, на чем можно заработать.

Затушив сигарету, мужчина поднялся на ноги и, подойдя к небольшому запертому на ключ шкафчику, открыл его. Взял небольшую ампулу, подписанную вручную. Химическое наименование активного вещества. Еще не бренд. И вряд ли им станет. Не выгодно. Лечит быстро и качественно, а значит, много его не продашь. То есть проверку он наверняка не пройдет, и неизвестно, какие будут последствия через десять–пятнадцать лет.

Убрав ампулу в карман, Дитрих запер шкафчик и направился в палату крестника. Он должен был помочь ему, и неважно, что для этого придется шагнуть за грань дозволенного, нарушая этические и юридические законы. Он должен был помочь Феликсу.