Майор провожал новенького на место работы. Вообще его довольно сильно раздражало, когда сюда присылали таких. Из их тихого омута начинали лезть всевозможные черти. Потому что новенькие были настолько идеологически правильными, что докладывали обо всем вообще, что создавало проблемы. — Ученого особо не пресуй, но и не ослабляй бдительности. Прессовать его нельзя — сразу сляжет и работать вообще не сможет. Особенно не вникай в то, что он там делает. Крыша поедет. Если будет жаловаться на плохое самочувствие, лучше вызови медика. Переутомление нам тоже не нужно.

Виталий внимательно слушал наставления майора, кивая и мотая на ус. Охрана была для него делом новым, хотя он и считал ее довольно простой. Шагая в помещение, он тайком вдохнул, готовясь к встрече с ученым, которых ему еще никогда видеть не доводилось.

— Все, удачи.

Мужчина открыл железную дверь, запертую на замок, и представил работающего в этой лаборатории ученого:

— Алексей Сергеевич Виртер.

После чего, сославшись на срочные дела, быстро ушел.

Генетик был молод, но бледен и явно устал.

— Новый надсмотрщик? — мужчина снял очки. — Рад приветствовать.

— Виталий Пронин, — представился он, когда дверь за его спиной закрылась. Он беззастенчиво разглядывал мужчину, который ничем не отличался от обычного гражданина. Заметив его бледность и вспомнив вводную майора, спросил: — Как вы себя чувствуете, медик требуется?

— О, Андрей уже проехался по вам... — усмехнулся Виртер, зная, что ему может не поздоровиться, но ему уже было плевать. — Нет, все в порядке. Просто не мешайте работать.

Надев очки, мужчина отвернулся к столу и продолжил какие-то расчеты.

— Майор думает о вас... — посмел заметить Пронин.

Ну, в порядке, так в порядке. Поставив чемодан, он осмотрелся, сразу приметив свободную койку, очевидно, принадлежавшую предыдущему надсмотрщику. Интересно, куда тот делся?

Поморщившись, Виртер бросил:

— Включите основной свет, мне не хватает настольной лампы.

Выключатель был рядом, и Виталий не посчитал за труд выполнить просьбу ученого. Немного постояв у двери, он таки прошел и стал обживать новое место, поглядывая на поднадзорного, но тот был занят своим делом и ничего не замышлял.

Прошел час, потом ученый смял несколько листов и, выкинув их, сжал пальцами виски, то ли собираясь с мыслями, то ли преодолевал приступ мигрени. Посмотрев на время, вздохнул, а после ушел в другую комнату, смежную с этой, где была оборудована лаборатория.

Виталий отложил книгу, которую читал, и пошел следом, чтобы проверить, не замышляет ли тот чего, и застыл на пороге. В комнате было столько непонятных вещей, чье назначение оставалось недоступным ему. Подумав, взял табурет и сел у стены.

Натянув перчатки, Виртер работал над чем-то в маске. Услышав, что мальчишка пришел за ним, он бросил:

— Не подходите. Если ваше ДНК попадет в чашку петри, все пойдет прахом.

Что попадет? Пронин быстро скользнул по себе взглядом, ища причину беспокойства Виртера, потом пожал плачами и прилип к стене.

— Не подхожу, — заверил он.

Ученый продолжал работать несколько часов, не присаживаясь, почти не дыша. Первое время Виталий внимательно следил за ученым, но потом заскучал и выскользнул из комнаты, решив, что беспокоиться не о чем. Но, услышав звук битого стекла, влетел в лабораторию.

— Что такое?

Но, судя по тому, как стеклянная пластина полетела в раковину, у Виртера ничего не вышло.

— Ничего, — процедил сквозь зубы тот и, стянув перчатки, выкинул их в корзину. — Просто расчеты неверны.

— А зачем так эмоционально?

Вот тебе и простая работенка... Виталий никак не мог расслабиться хоть немного. Наверное, с непривычки, потом притрется, присмотрится, и пройдет.

Прибравшись на столе, мужчина начал расчеты заново, но вскоре ему стало дурно, и он понимал, что сам до постели не доберется.

— Виталий, помогите мне...

— Да, — заметив, что ученый побледнел, как мел, Пронин быстро подскочил к нему и помог ему добраться до постели. Потрогал рукой лоб. — Да у вас, кажется, жар...

Он поспешил к телефону и вызвал медика.

Медик примчался довольно быстро. Видимо, не впервой. Женщина закатала рукав ученого и, перетянув вену, сделала инъекцию. На руке у Виртера не было живого места.

— Алексей Сергеевич, ну зачем вы так? В могилу же себя сведете.

— Дарья Дмитриевна, вы не хуже меня знаете, что мне жить осталось не больше года. К чему беречь себя? Лучше сохранить себя в своей работе...

— Ну, как знаете, Виртер. Отдыхайте, — женщина повернулась к молодому человеку. — Не позволяйте ему сегодня работать. И постарайтесь, чтобы он не вставал.

Виталий стоял в стороне, только беспрекословно выполняя просьбы врача. Из их короткого диалога он кое-что понял и потому коротко кивнул:

— Не беспокойтесь, не позволю.

Проводив медика, он вернулся к постели ученого и вздохнул. Поставил рядом с кроватью стул, взял книгу и сел сторожить больного.

— Знаете, — сказал он, — если вы умрете, сегодня или завтра, не закончив работу, разве вы сохраните себя в ней? Надо беречь себя, чтобы иметь возможность довести дело до конца. Разве нет?

— Закончит кто-нибудь другой, — пожал плечами мужчина. — Вы скоро поймете, Пронин, что это конвейер. Здесь каждый день кого-нибудь привозят и кого-нибудь увозят, в последний путь. Поэтому каждый из нас тщательно документирует все, что делает, чтобы было возможно продолжить работу.

Судорожно вздохнув, ученый от боли сжал в пальцах простынь, но вскоре отпустил, переводя дыхание.

— А вы сами закончить разве не хотите? — не сдавался Виталий. Хотя, может, он и правда чего-то не понимал.

Почему-то видеть боль этого постороннего ему человека было неприятно, нет, скорее, тяжело. Вспоминался умирающий отец...

— В любом случае, мне надлежит за вами присматривать, и впредь я буду внимательнее.

Алексей криво усмехнулся и совсем скоро заснул.

Виртер несколько дней топтался на месте, но потом, видимо, произошел сдвиг, и он не покидал лаборатории, работая сутками напролет. Как Виталий ни старался, но все же заставить ученого отдыхать больше у него не получилось, да и мешать его работе ему было запрещено. Но хоть заставлял его есть нормально.

Потом ему дали выходной, позволив уехать домой на несколько дней, повидать мать и сестру. Однако и там его мысли то и дело возвращались к Виртеру. Мысль, что тот может умереть без него, беспокоила парня, которого что-то цепляло в этом непростом и уставшем человеке.

И, оказалось, не зря.

Когда Виталий вернулся, аккурат на праздники, он увидел отвратительную сцену.

Офицер старше по званию припечатал Виртера к стене и бил по жизненно важным органам.

— До чего же ты упрямая сучка, Виртер. С удовольствием свернул бы тебе шею, разбираться все равно не будут.

Он застыл на пороге, несколько секунд осознавая, что происходит, а потом рванул вперед, перехватывая руку офицера.

— Что вы делаете?! Прекратите!

— Ах ты... — прорычал мужчина, и замахнулся на Пронина.

Виталий подобрался, готовясь к удару, но руку офицера не выпустил, чувствуя отвращение к пьяной скотине, поднявшей руку на человека, который не мог ему ответить.

К счастью, подоспел майор и вмешался. Ведь иначе и правда могло до рукоприкладства дойти, а Пронин младше по званию...

— Если ты это сейчас сделаешь, я доложу вышестоящему начальству, и пойдешь ты, дружок, под трибунал.

Как только офицер, цедя проклятия, ушел, Андрей кинулся к Виртеру, тихо сползшему по стене.

— Алексей Сергеевич, вы меня слышите?

— Да вроде не глухой, — криво усмехнулся ученый, начиная откашливаться кровью.

Увидев кровь на губах ученого, Пронин бросился к телефону.

— Я вызову медика.

Потом он помог отнести Виртера на кровать и стер платком кровь. Ну почему он не приехал раньше...

Примчавшийся медик посмотрел на ученого с сожалением.

— Не беспокойтесь, завещание уже написал, — криво усмехнулся Виртер в ответ.

— Мне правда жаль, Алексей Сергеевич... Но, боюсь, такими темпами ваши и без того больные почки откажут через пару месяцев.

— Я понимаю. Просто надеюсь, что успею закончить работу.

Следующие несколько дней Пронин ухаживал за своим поднадзорным и всюду следовал за ним, если тот вставал. И хотя он не хотел привязываться, особенно зная, что ученому осталось недолго, ничего не мог поделать с этими симптомами.

— А над чем вы работаете? — спросил он однажды, когда молчание стало совсем в тягость.

Виртер сидел за столом, делая расчеты, а Виталий рисовал его, водя карандашом в альбоме. Он работал над рисунком уже второй день, потому что всячески скрывал, что делает это.

— Над лекарством. Ты знаешь, что такое раковая опухоль по сути своей? Это неконтролируемый организмом рост клеток, которые в какой-то момент подавляют работоспособность других клеток организма. Этот неконтролируемый рост случается из-за сбоя в ДНК одной или нескольких клеток. И вот я создаю некий регулятор... — ответил мужчина, меняя перчатки и надевая маску.

Услышав это страшное слово, Пронин чуть заметно вздрогнул. Так вот что убило его отца... А если бы это лекарство было создано, он был бы все еще жив? Эти люди делают такое большое нужное дело, а их держат здесь, как... Парень качнул головой, ему не следовало об этом думать, он просто должен делать свою работу.

— А как я мог занести ДНК? — вспомнил он свой первый день в лаборатории.

— Волос, ресничка, капля пота или чешуйка кожи — все это содержит в себе ваш уникальный генетический код, чего мне очень бы не хотелось — то, что я создаю, крайне нестабильно и чувствительно к подобным вмешательствам, — пожал плечами мужчина и продолжил работу, хотя с каждой минутой ему становилось все хуже. Но он не желал останавливаться и старался не раскрывать Пронину своего состояния.

Пронин почесал карандашом в затылке, впитывая знания. Такое ответственное дело, но, наверное, временами увлекательное. Через полчаса он, наконец, закончил рисунок и убрал альбом под подушку. Они были не в лаборатории, и Виталий рискнул приблизиться, чтобы заглянуть в бумаги, разложенные на столе. Он, конечно, ничего не понял, но зато увидел смертельную бледность ученого.

— Отдохните пару часиков, — сказал он решительно, сворачивая бумаги и забирая с собой. — Потом верну.

— Пронин, насколько я помню, ваша работа следить за тем, чтобы я работал. А вы препятствуете, — хмыкнул ученый, но послушно перебрался из-за стола на кровать.

Передвигаться становилось все тяжелее, да и в глазах периодически темнело, но он не говорил об этом Пронину. Ни он, ни врачи не могли помочь, а расстраивать впечатлительного юношу не хотелось.

— Я и слежу, чтобы вы работали, — улыбнулся Виталий. — Если вы сляжете, то не сможете работать. Хотите есть?

Пронин видел и понимал гораздо больше, чем, наверное, думал его подопечный. Виртер был очень тяжело болен, и болезнь прогрессировала — он видел разницу между тем человеком, которого увидел впервые и которого видел теперь. Так было и с отцом...

Ему бы в больницу хорошую... но только где ее здесь взять. Виталий вздохнул.

— Нет, благодарю, — ученый повернулся на бок лицом к юноше и оценивающе взглянул на него. — Не стоит беспокоиться обо мне, Виталий. Я с довольно раннего возраста болен, и врачи здесь бессильны. А вам позвольте дать совет. Работая здесь, откажитесь от эмоций, не пропускайте все через себя. Иначе сгорите.

Вот оно, значит, как... Виталий снова не сдержал вздоха.

— И даже замедлить развитие болезни нельзя? — спросил он. Ну, нравился ему этот чужой и в целом не знакомый ему человек... — Да, я уже понял, но спасибо вам за совет, поверьте, я это очень ценю. Обещаю вам, что исправлюсь. После вас...

— Вот и хорошо, — кивнул мужчина, чуть улыбнувшись. — Пару лет назад, может, и можно было, но здесь мне отбили все почки, так что, увы и ах.

Он уже привык к мысли, что скоро умрет.

Виталий снова вспомнил ту отвратительную сцену, мрачнея:

— За что с вами так? — он не мог понять этой жестокости.

— Это долгая история, — тихо ответил ученый, прикрыв глаза.

Вспоминать об этом было противно. Сколько раз Дмитрий брал его силой?.. Но почему именно его?!

— Понятно.

Лезть в чужие секреты у Виталия привычки не было, и он не стал настаивать.

От следующих выходных Пронин отказался, мысль о том, что в его отсутствие вернется тот офицер, беспокоила его.

— Почему вы не уехали, Виталий? — вопросительно изогнул бровь ученый, в то время как юноша провожал его в душ. — Как же ваши мама и сестра, это некрасиво по отношению к ним, они же ждут.

Виталий слабо улыбнулся:

— Он вернется. И мы оба это знаем, верно? Я написал рапорт о недостойном поведении, и до решения относительно его я вас не оставлю.

Пока он жив, пока он это видит, он не мог позволить относиться к людям подобным образом. Тем более что он нес за Виртера ответственность.

— А дома я предупредил. Мать все равно на дежурстве, а сестра... ее сейчас больше мальчики интересуют, чем брат.

— Вы слишком правильный, чтобы работать здесь, — хмыкнул мужчина, раздеваясь и ныряя в душевую, включив горячую воду.

Запрокинув голову, он постарался расслабиться, но боль не отпускала.

— Возможно. Но я здесь...

Он прислушивался к шуму воды, прислонившись к стене и не пытаясь подглядывать за подопечным. Хотя тот и притягивал его взгляд. Что-то было в этом человеке такое...

— Алексей Сергеевич. А у вас семья есть?

— У меня была семья, но я предпочел отречься, чтобы у них не было проблем, — спокойно ответил ученый, устало крутя головой. — Моя шея... — тихо прошептал он. — Как вас сюда занесло, Пронин?

Виталий пожал плечами, хотя ученый и не мог его видеть:

— У меня отец в органах служил. А сюда — по распределению.

Да, в эти времена такое было сплошь и рядом, потому и неудобно было Пронину спрашивать, но...

— Если вы хотите, я мог бы им что-нибудь передать... письмо, — ему очень хотелось помочь Виртеру, хоть чем-нибудь.

Виртер покосился на парня, выйдя из душа, даже не удосужившись прикрыться полотенцем.

— Даже не знаю, что сказать... повезло, что мало рискуете, не повезло, что именно здесь. А про мою семью... не знаю. Не в обиду вам, конечно, но тем не менее.

У Виталия прямо дыхание перехватило, и он поспешно отвел взгляд, однако, успев покраснеть.

— Да, я понимаю...

Нет, он ни в коем случае не обиделся, время такое…

— И чем же здесь хуже? — поинтересовался он, следуя за ученым в комнату и прикрывая окно, чтобы не надуло.

— Вы слишком чувствительны, а вам будет необходимо контактировать с теми, кому жить осталось недолго.

Пронин опустил взгляд, да, с этим мириться будет трудно, и, возможно, он сгорит, как предсказывал Виртер, но просить о переводе или еще как бежать отсюда он не хотел.

Виртер как раз надел рубашку, когда зашел тот самый офицер. Вошел бесцеремонно, без стука.

— Жалко, что скоро сдохнешь, Виртер, задница у тебя больно шикарная.

— Девяткин, шли бы вы, а? — тихо и устало поинтересовался мужчина.

— А что, помешал интиму с этим сопляком?

Виталий не сразу понял, о чем тот говорит. Лишь спустя какое-то время смысл его слов дошел до парня. Так вот что за долгая история, так?..

— А вы еще большая мразь, чем я думал, — сказал он. — Если у вас официально нет к моему поднадзорному никаких дел, то я бы попросил вас покинуть помещение.

— Я бы его трахнул, да ведь ты не дашь, сопляк, — выплюнул мужчина и тут же вышел.

Виртер лишь устало опустился на кровать, испытывая острую боль в почках. Тихо ругнулся. Любой невроз обострял его состояние.

— Тварь... — выдохнул Виталий вслед, медленно опускаясь на табурет. Хорошо хоть убрался сам. — Ложитесь, Алексей Сергеевич.

Он достал лекарство, что оставила врач. Пусть оно не лечило, но могло облегчить боль. Заставив поднадзорного лечь, он достал альбом, яростно водя карандашом по бумаге. Это всегда его успокаивало.

— Успокойтесь, Виталий, — устало улыбнулся мужчина, расслабляясь, когда боль отпустила его. — Не стоит это того. В этом берите пример с Андрея. Тут хоть водородную бомбу взорви, он будет спокоен как удав.

— Как вы можете так спокойно говорить об этом? — Пронин решился поднять на поднадзорного взгляд. — Он же унизил ваше человеческое достоинство, и, возможно, вы такой не один!

Алексей осторожно поднялся с постели и пересел к юноше.

— Это трудно объяснить, еще труднее понять. Но проще перетерпеть, чем бороться. Хуже будет. Ведь все всё знают, — печально улыбнувшись, мужчина потрепал мальчика по волосам. — Вы слишком молоды, слишком правильны.

Виталий стиснул кулаки. Нет, он никогда этого не поймет. Не Виртера и ему подобных, которым, наверное, действительно проще смириться, ввиду отсутствия надежды. Но этих «всех», которые знают и ничего не делают. Ведь это низко и мерзко...

— Нет, я не стану молчать, иначе чем я лучше этой твари? Во всяком случае, насилия над вами я больше не допущу.

Мужчина лишь устало улыбнулся в ответ, просто надеясь, что со временем мальчик ожесточится. Иначе просто погибнет здесь.

Еще раз слегка потрепав парня по волосам, мужчина осторожно поднялся и перебрался на свою постель. Слабость была дикая, но нужно было работать.

— Виталий, подайте, пожалуйста, мои бумаги и карандаш...

Пронин прикрыл глаза, принимая эту ласку и успокаиваясь, несколько раз глубоко вздохнув. Кивнув, он подал все, что было заявлено, и вытянулся на постели, молча наблюдая за ученым, пытаясь отвлечься от мыслей о том, что ему открылось сегодня.

Ему не было противно находиться рядом с Виртером, хоть все его нутро, воспитанное в духе коммунистических идеалов, и противилось подобному повороту событий. Но ведь Алексей Сергеевич не был виноват, он не занимался ЭТИМ добровольно. Просто не мог сопротивляться, в силу очень многих причин. Наверное, для остальных это слабое оправдание, но они не были здесь и не знают положения вещей. Да и он сам-то тоже только узнал…

Виртер работал несколько часов, расчеты сходились, но в голове уже помутилось от боли. Он не понимал, что у него болело: почки или все остальное. Виталий задремал, и Алексей не хотел будить мальчика, но судорожного болезненного вздоха он сдержать не смог...

— О боже... — и неважно, что Всевышнего отменили еще в тысяча девятьсот семнадцатом. Взмолиться о спасении хотелось именно Ему.

Виталию снился отец, еще здоровый, и они гуляли в их любимом парке. Но вдруг солнечный день обернулся пасмурным вечером. Он озирался вокруг, услышав болезненный стон отца... Нет, это был не его стон. Сев на постели, Виталий несколько секунд соображал, где находится.

— Алексей Сергеевич... — того скрутило от боли, документы валялись на полу. Нет! Он быстро организовал лекарство, которое заставил выпить, а потом вызвал врача. — Зачем вы молчали...

Он бережно собрал бумаги, сложив на столе, и сел возле Виртера, нерешительно погладив его по взмокшим волосам.

— Не хотел будить, вы так хорошо спали, — с вымученной улыбкой сознался мужчина, давно признавшись себе, что испытывает к Виталию нечто сродни отцовским, или, скорее, братским чувствам.

Виталий грустно улыбнулся, мягко сжав руку Алексея Сергеевича. Такой хороший человек, ну почему он должен уходить так рано? Почему так страдает...

— Я вас никогда не забуду, — пообещал он.

Прибежавшая врач смотрела на Виртера так, словно уже оплакивала.

— Ну и? — спокойно спросил тот.

— Несколько недель... — ответила она, пряча взгляд.

— Точнее, — тон ученого стал жестче.

— Две-три... — растерянно пролепетала она и быстро ушла, не зная, куда себя деть.

— Успею... Должен успеть, — только и выдохнул Алексей, устало потерев переносицу.

Пронин стоял в стороне, чувствуя, как от слов врача сжимается сердце. Он никогда не ненавидел так, как сейчас офицера, который довел Виртера до такого состояния.

— Я останусь с вами до конца, чтобы никто не помешал вам закончить ваше дело.

— Спасибо, вы очень хороший мальчик, — слабо улыбнулся мужчина, осторожно присаживаясь на постели. — Вроде отпустило...

— А вы — удивительный человек. Я таких еще не встречал, — вернул Пронин комплимент, ни на миг не покривив душой.

Вся следующая неделя прошла в безумном темпе. Работая, Виртер мало ел, почти не спал, но однажды ночью, наконец, поставил в документе дату и подпись и, широко улыбнувшись, стянул очки.

Виталий очень волновался за своего подопечного, но не мешал ему работать, даже когда, по-человечески, следовало бы. Он уже понимал, что значит для ученого его дело, и что значит оставить себя в работе, и очень хотел, чтобы тому удалось. Только заставлял его хотя бы перекусить, накидывал вечерами на плечи куртку.

Виталий как раз читал, когда скорее почувствовал, как что-то изменилось, нежели понял или заметил это, и поднял взгляд. Алексей Сергеевич словно преобразился, напряжение отпустило его.

— Закончили? — спросил он, от всей души радуясь за поднадзорного.

— Закончил, — чуть улыбнулся мужчина мальчику, закрывая папку и запечатывая ее в спец. пакет.

Мужчина осторожно поднялся со стула, с удовольствием потягиваясь, стараясь не обращать внимания на боль.

— Виталий, отнесите, пожалуйста, пакет Андрею.

Пронин взял пакет, прижимая его к груди, словно самое дорогое.

— Конечно, — сияя, он направился к двери, но на пороге обернулся. — Вы же не умрете, пока я хожу, правда?

Спросил, но, смутившись, ответа не дождался, поспешив скорее выполнить поручение и вернуться.

Виталий спешил, как мог, и, увидев подопечного живым и невредимым, облегченно вздохнул. Мужчина сидел на постели, оперевшись спиной о стену, и что-то быстро писал на листе бумаги. На лице его отражалась светлая грусть, но, присмотревшись, по его бледности и суженным зрачкам можно было увидеть и очень сильное физическое страдание.

— Я передал. Майор поздравляет вас с завершенным делом, — только сейчас заметив, что ученый занят, улыбнулся, тихо раздеваясь и садясь на кровать, чтобы просто смотреть на этого удивительного человека. Когда тот дописал, спросил: — Дать лекарство?

— Я принимал, — спокойно ответил мужчина, печально улыбнувшись, — почти перестало помогать. Знаете, Виталий, я рад, что был знаком с вами, и я хочу, чтобы вы передали моему отцу вот этот конверт. Там написан адрес.

Виталий печально вздохнул, пересаживаясь на краешек кровати ученого и сжимая его руку, словно желая забрать часть его боли. Но, увы, это было не в его силах.

— Только не говорите в прошедшем времени, ведь вы еще живы, — взяв конверт, он спрятал его на груди. — Будьте спокойны, — заверил он, испытав счастье от того факта, что этот человек так сильно ему доверяет. — А хотите выпить по чуть-чуть, за ваше открытие? — предложил он вдруг. — Если, конечно, вам это не повредит.

— Мне сейчас уже ничего не повредит, — тихо ответил мужчина, улыбнувшись. — Но я не пью, Пронин. Совсем. Может, лучше проводите меня в душ? Мне нужно расслабиться...

— Правильная позиция, — улыбнулся Виталий. — Я тоже обычно не пью, просто... Конечно.

Примерно через час Виртер выбрался из душа и теперь, лежа на кровати, читал какую-то книгу. Пронин же сидел на стуле за письменным столом ученого и смотрел в окно, размышляя. Он всегда поражался самообладанию Алексея Сергеевича, но сейчас поражался особенно. Ему жить оставалось несколько дней, а он находил в себе силы работать, общаться, даже улыбаться иногда! Виталий бы так не смог.

Через пару мгновений на плечи Виталия опустились чужие ладони.

— Вы очень напряжены, — тихо прошелестел Алексей, начиная массировать чужие плечи.

Массаж он делал довольно профессионально, сильно, умело, расслабляя напряженные мышцы.

В своей задумчивости юноша не слышал тихих шагов и чуть вздрогнул от неожиданности, почувствовав мягкие, но уверенные прикосновения. Сколько же силы в этом человеке, физической, и еще больше воли.

— Алексей Сергеевич... — было неловко, что он тратит эти силы на него, но только вздохнул, чувствуя облегчение в мышечной ткани и удовольствие. — Спасибо вам.

— Не за что, — чуть улыбнулся мужчина. — Я рад помочь вам, — массаж становился все мягче, и вскоре мужчина стал просто поглаживать мальчика по плечам. — У вас не слишком офицерская внешность... Хрупкая... не в обиду, — тихо заметил мужчина. — Просто вы еще очень молоды. Со временем это уйдет.

— Мама говорит так же... — улыбнулся Виталий, чуть откинув голову назад, чтобы увидеть лицо ученого. Ему давно не было так хорошо и спокойно.

— О, ну маме можно верить, — тихо засмеялся Алексей, не убирая ладоней с плеч Пронина.

И тут зашел офицер Девяткин. Вновь. Без стука.

Когда он увидел Алексея, его перекосило.

— О, массажик делаем? Жаль, что все эпитеты, что я могу подобрать, исключительно женского пола, — язвительно выплюнул он, закурив.

Виртер от этого тут же закашлялся.

Пронин встал и, подойдя, вырвал сигарету из губ визитера, туша сапогом.

— Курить ступайте на улицу. И вообще, шли бы вы... — Виталий закрыл Виртера от взглядов своим телом.

— Щенок, — выплюнул мужчина, явно не собираясь уходить и пожирая Виртера взглядом.

Тот не обращал на этот похотливо-ненавидящий взгляд никакого внимания. Но Девяткин явно намеревался довести то ли его, то ли Пронина до белого каления и рыкнул что-то невнятное про зависть проституток на Тверской.

Внутри у Виталия все перевернулось, такую мразь ему еще видеть не доводилось. Почему он не даст человеку хотя бы умереть спокойно?! Пронин понимал, что тот провоцирует его, чтобы оставить Алексея Сергеевича без охраны, и когда Виталия не будет рядом, уже никто не помешает ему приходить и издеваться над несчастным. Никто не остановит его, закрыв глаза на ту грязь, что творится у них под носом.

— Мы как-нибудь сами разберемся, что нам делать, — сказал он, сохраняя спокойствие. — Вам же тут ничего не светит, так что я настоятельно рекомендую вам убраться и не трепать порядочным людям нервы. Время позднее, знаете ли, мы уже собирались ко сну.

— О как? Ну, приятной ночи, — хмыкнул офицер и уже почти вышел, но вдруг бросил на пороге: — Он любит пожестче.

И быстро ушел.

Виртер лишь устало вздохнул. Присев на постель, согнулся пополам, обнимая себя руками и едва сдерживая стон.

Виталий выдохнул, прикрывая глаза. Какая жалость, что он не мог дать этой твари в морду...

— Алексей Сергеевич... Вам плохо? — он присел рядом, осторожно обнимая мужчину, тихо поглаживая по плечам. — Может, позвать медика?

Виртер хотел что-то сказать, но вышел лишь болезненный хрип. В глазах темнело от боли. Было стыдно, но контролировать себя он уже не мог.

Прибежавшая Дарья Дмитриевна единственное, что смогла сделать — это облегчить его страдания убойной дозой морфия.

Пронин всю ночь просидел у постели ученого, иногда, когда тот стонал во сне, сжимая его руку, и тот затихал. Смерть приближалась, парень уже "слышал" ее шаги, и ему было очень плохо. Как-то быстро и незаметно Виртер вошел в его сердце и прочно занял там место. Мужчина проснулся под утро. Он не знал, но чувствовал, что ему оставалось недолго. Жаль было огорчать мальчика, жаль, что он не увидит своей семьи. Хотя нет. Не жаль. Он не хотел, чтобы его видели таким.

Он слабо потрепал Пронина по волосам, надеясь не потревожить его сон. Не вышло. Тот спал чутко и проснулся даже от этого легкого прикосновения. Улыбнулся ученому, пряча свою печаль поглубже. Ни к чему она Виртеру, у него и своей наверняка хватает.

— Как хорошо, что вы очнулись. Я подогрею бульон, — подорвался он.

Мужчина устало вздохнул, но заставил себя улыбнуться и кивнул.

День прошел тихо. Виртер не работал, просто говорил с Виталием. Это был один из самых замечательных дней, ни мгновения которого парень постарался не упустить. А вот момент ухода Виртера пропустил. Он все понял, когда тот отослал его за лекарством, которое не помогало, но пошел, позволяя тому уйти спокойно. А потом долго рыдал, не в силах остановиться.

В ту же ночь покончил с собой майор Девяткин, узнав, что из-за своего "образа жизни" заразился чем-то неизлечимым, и решив не дожидаться своей участи.

Майор Андрей Тимьев лишь устало вздыхал, отпаивая Пронина водкой. Как же он ненавидел, когда сюда переводили новеньких.