День отлета в Калининград начался с небольшого скандала, прямо возле аэропорта, где был объявлен сбор. Поругались девочки. Точнее, чуть не подрались, но парни под руководством Марины Александровны их вовремя растащили. Ариан подоспел лишь к финалу этой сцены, поэтому был очень удивлен, что растаскивать пришлось Машу Вальтер и еще одну девицу, которую Ариан относил к разряду безмозглых кукол.

Авдеев был знаком с Марией очень много лет, и вот чего-чего, а этого он от нее не ожидал.

— Женя, да пусти ты меня! — попыталась она вырваться из рук держащего ее Вернера.

— С ума сошла? Не пущу, естественно! – внешне молодой человек был совершенно серьезен, но по голосу друга Ариан понял, что тот едва сдерживает смех.

— Маша, успокойтесь, пожалуйста, я понимаю ваше негодование, но вы же дочь двух высококвалифицированных юристов и должны понимать, что побои — статья довольно-таки неприятная. Да и навряд ли она вообще знает о двадцать третьей статье конституции Российской Федерации, – мягко заметила Рихтер, кивком приветствуя Ариана.

— Эм, а что за статья такая? – спросил Авдеев, подходя к друзьям и преподавателю.

— Право на неприкосновенность личной жизни и тайну переписки, – ответила Вальтер, резко выдернула руку из рук Вернера, но не побежала разбираться с обидчицей, видимо, перекипев, а осталась в компании сокурсников.

— Оу… — только и произнес парень, чуть потупив взгляд.

Углубляться в проблему он не стал, представляя, что в итоге может узнать, а в голове и так было достаточно мыслей.

Он так и не подошел тогда к Рихтер с вопросом: «Зачем?». Она, конечно же, знала о внутреннем конфликте своего студента, поэтому и отдала ему дневник прадеда, чтобы юноша наконец смог либо принять одну из сторон, либо сформировать свою точку зрения, возможно, совершенно отличную от мнений своих родителей. За это он был ей очень благодарен, но его внутренний конфликт перешел в новую фазу. Противоречия раздирали его, несмотря на все попытки прийти к консенсусу. Впрочем, дело было не только в дневнике.

Через несколько месяцев ему исполнится двадцать. Ему нужно будет менять паспорт, а значит, и поменять свое несуразное имя, и тут у Ариана было два пути: поменять имя и стать Андреем Авдеевым или поменять фамилию и стать Арианом Нойманом. Дилемма, которой ему не избежать и из-за которой ему не избежать чужих обид.

Пусть родители и не подадут вида, но он понимал, что сделает кому-то из них очень больно. Пусть мама, в отличие от отца, никогда особо явно не высказывалась за или против, но ей было отнюдь не все равно. Она любила и уважала своих родителей, свою семью и их историю, даже несмотря на то, что ее дед был отнюдь не невинной овечкой.

Перелет прошел спокойно. Авдеев все больше задумчиво смотрел в иллюминатор, размышляя о записях, о себе и о ситуации в целом, лишь краем уха слушая тихий разговор друзей. Так получилось, что Ариан, Маша и Женя оказались на трех соседних сидениях.

— Вы когда-нибудь испытывали настолько удушающее чувство ненависти, что хочется либо размазать по стенке эту мразь, либо пойти и вскрыть вены, лишь бы все это закончилось? – тихо прошипела Маша, покосившись на главную красотку курса и уже как несколько часов ее заклятого врага Вику Иванову.

— Я понимаю тебя, иногда мне хочется вскрыть вены. Но не себе, а той твари, что меня бесит. Я просто-таки вижу, как она хрипит, зажимая кровоточащий порез на шее, – так же тихо ответил ей Женя, на что девушка закивала. Ариан чуть вздрогнул, отвлекся от созерцания облаков и, посмотрев на друга, хотел было в привычной манере поправить его, что, может быть, достопочтенный господин Вернер имел в виду не вену, а артерию, но слова так и не сорвались с его губ. Женя говорил о чем-то глубоко личном, ведь настолько сильную ненависть можно испытывать только к самым близким людям.

Ариан задумался: а что он знает о своем друге? Ответ пришел мгновенно – не все, но вполне достаточно. То, о чем другие даже не догадываются. Весь курс был осведомлен о родословной Ариана и связанных с ней проблемах, но они даже представить не могли, что родословная Вернера куда как круче и запутанней. С жизни господ Вернеров можно было писать шпионский триллер с элементами детектива, уходящий корнями в Германию 30х–40х годов прошлого века. Наверное, именно поэтому Женя пошел в историки, чтобы понять, почему его матери пришлось переехать в Россию и поменять имена и себе и сыну, а его отцу, оставшемуся жить и работать в Германии, до сих пор приходится периодически менять место жительства, спасаясь от преследований неонацистов, убеждающих его возглавить их движение, действуя то подкупом, то угрозами.

Вздохнув, Ариан прикрыл глаза, стараясь выкинуть из головы все лишнее, ну или вообще все, потому что его состояние начинало напоминать ему состояние обсессии.

Поездка в Калининград должна была продолжаться три дня, каждый день экскурсии, лекции от сопровождающих своих студентов преподавателей и тому подобное. В общем, все те, кто направлялся в самую западную точку России, чтобы отдохнуть, довольно сильно ошиблись.

Авдеева после детального изучения дневника прадеда мало интересовала та часть истории города, что им расскажут на экскурсиях. О том, что его интересовало, скажут, скорее всего, вскользь, если, конечно, скажут вообще.

Лаборатория «Кёнигсберг-13». Именно в ней работал когда-то Кристен.

Насколько знал Ариан, основные задачи лаборатории заключались в изучении астрологии, магии, гипноза, древних волшебных знаний. Наверное, с помощью этой информации они хотели создать некое чудо-оружие на погибель всех врагов Третьего Рейха.

Из записей Кристена Ариан узнал, что прадед его изучал алхимию, что же конкретно, в своих дневниках осторожный прадед так и не раскрыл. Может, для Ариана на тот момент так было лучше, ведь он мог познакомиться со своим предком не как с ученым и офицером SS, но как с человеком, со своими мыслями, желаниями, привязанностями.

Юноша как раз размышлял об этом во время экскурсии, когда заметил, что Марина Александровна отстала от группы своих студентов и куда-то пошла. Собственно, что в этом такого, может, ей нужно было в уборную, припудрить носик, но Ариана словно кто-то дернул за руку. В голове крутилась навязчивая мысль о том, что за этим уходом таится что-то очень важное. И Авдеев не стал сопротивляться этому, тихо последовав за женщиной.

Несколько коридоров. Она не просто блуждала здесь, но точно знала, куда шла, хорошо ориентируясь в здании музея. Служебные помещения. Она вошла в одну из дверей, и студент неслышно последовал за ней и здесь, но замер у чуть приоткрытой двери, наблюдая за преподавательницей.

Она с трудом отодвинула один из пыльных стеллажей в сторону, сразу же чуть брезгливо отряхивая руки. На стене, около которой стоял стеллаж, виднелась пыльная, затянутая паутиной дверь. Поморщившись при ее виде, Марина вытянула из сумочки влажные салфетки, одной из которых протерла ручку, и только после этого взялась за нее, пытаясь открыть дверь. Та поддалась с трудом. Ариан даже услышал тихое раздраженное шипение Марины – девушке пришлось поднапрячься.

Как только дверь открылась, Рихтер нырнула в проем, и Ариан последовал за ней, ощущая, как начинают дрожать от волнения пальцы.

За дверью оказалась крутая лестница, ведущая куда-то вниз.

Было очень темно, поэтому юноша крепко держался за перила лестницы, чтобы не упасть, если оступится, но это его и подвело. Почти на последних ступеньках он напоролся ладонью на ржавый гвоздь, поранив руку до крови. Авдеев едва смог сдержать ругательство, чтобы не привлечь внимание Марины Александровны, которая зажгла настольный фонарь, вполне современный, видимо, принесенный туда заблаговременно. Цоканье ее каблучков довольно громким эхом отражалось от стен старой алхимической лаборатории. Ариан замер. Он был уверен, что именно в этой лаборатории работал когда-то его прадед. Но откуда о ней знала Рихтер? Почему никому не сказала? Возможно, именно здесь она нашла дневник Кристена.

Марина явно искала что-то среди старых бумаг на столе, действуя максимально осторожно, наверное, боясь, что старые бумаги просто рассыпятся в ее руках. Видимо, найдя то, что ей было нужно, женщина вчиталась в текст, шепча его настолько тихо, что Ариан ничего не смог разобрать. Он как раз спускался с последних ступенек, когда, глупо запнувшись за собственную штанину, тихо вскрикнул и рухнул вниз, приземлившись на руки. А дальше произошло что-то странное. Юноша только успел посмотреть на побледневшую преподавательницу, когда мир словно покачнулся, свет мигнул, и Андрей решил, что на мгновение потерял сознание. Но когда тот зажегся снова, обнаружил, что находится все в том же подвале, вот только все вокруг не пыльное, почти рассыпающиеся, но новое, чистенькое, и вместо преподавательницы Рихтер на него смотрел Кристен. Кристен Нойман. Ариан даже подумал, что все еще в отключке, что ему чудится, бредится. Ведь иначе и быть не могло.

Из оцепенения его вывела молодая женщина с внешностью истинной арийки, облаченная в черную нацистскую форму, появившаяся словно из ниоткуда.

— Браво, доктор Нойман, у вас получилось создать и активировать петлю времени. Мне сообщить Фюреру? – спросила она у Кристена, изучая парня взглядом, но мужчина предостерегающе махнул рукой, и та послушно отступила.

— Кто вы и откуда, молодой человек? – тихо поинтересовался Кристен, смотря на своего правнука заинтересованно, изучающе.

Ариан же смотрел на него как на призрака, хотя почему как?

— Я... Ариан из Санкт-Петербурга, – тихо произнес юноша, наконец поднимаясь на ноги, ощущая нервную слабость и даже тошноту, но боль в руке немного отрезвляла его, заставляя оставаться в сознании.

— Странное имя для русского, – Кристен мягко усмехнулся, продолжая скользить взглядом по бледному перепуганному юноше. – Хотя у вас столь правильный и красивый немецкий язык, молодой человек, что ваше происхождение…

Кристен не успел закончить, а Ариана не успело передернуть, поскольку в дверь требовательно постучали, едва не срывая ее с петель. Мужчина и молодая женщина резко к ней обернулись, после чего Нойман отложил свою записную книжку, соскользнул со стула и, подойдя к юноше, взял его за шкирку, уводя в другую комнату. Только после этого, судя по резкому приказному тону блондинки, она открыла дверь.

Ариан не разбирал слов, доносившихся из другой комнаты, слишком шумным было его дыхание, слишком громко стучала в висках кровь. Он, не отрываясь, следил за прадедом, который, сняв фуражку, разливал по бокалам коньяк.

— Присядьте, вам нужно выпить. Вы бледны, Ариан, и, судя по всему, очень напуганы, – произнес мужчина, кивнув на диван и протянув юноше бокал.

Тот помотал головой, на негнущихся ногах подошел к диванчику и, присев на него, немного нервно хихикнул.

— А вы так спокойны, будто не нарушили пару минут назад все мыслимые и немыслимые законы вселенной, не говоря уже о законах элементарной физики.

— Ну, не нарушил, а мягко обошел, – чуть улыбнувшись, заметил Кристен, делая глоток коньяка. – Но лучше расскажите мне об обстоятельствах вашего перемещения. Ведь должны были идеально совпасть все условия…

— Какие условия? – тихо спросил Ариан, вдруг начиная осознавать реальность всего происходящего, потому что на сон это было не похоже, и мысль о подобном заставляла его содрогаться от ужаса.

— Вы должны были оказаться в этой лаборатории, но только, конечно, в своем времени, удивительно, ведь она могла и не сохраниться. Должно было точно совпасть время, вплоть до сотой доли секунды, когда я активировал петлю времени здесь, а вы открыли ее там. Но вы, Ариан, судя по всему, этого вовсе не ожидали. То ли не верили, то ли….

— Это была случайность, – хрипло ответил юноша, пытаясь переварить все то, что наговорил ему прадед. Голова кружилась.

— Случайность? – Нойман был очень удивлен. – Но чтобы открыть петлю, нужна кровь, хотя бы капля.

Авдеев вздрогнул всем телом и осторожно протянул мужчине руку, показывая израненную ладонь. Теперь, когда Ариан мог ее разглядеть, рана выглядела несколько пугающе.

— Ох… — только и выдохнул Кристен, сразу же встав и направившись к одному из шкафов. Как выяснилось мгновением позже, за аптечкой. – Как же вы так?

— Темно было, я не заметил… — тихо проблеял юноша в свою защиту, наблюдая, как его прадед обрабатывает его ладонь.

Это было что-то запредельное, кошмар, бред, все, что угодно, но никак не реальность. Наверное, при падении он не упал на руки, а ударился головой. Сильно.

— Из какого вы года, Ариан? – спросил Кристен, заканчивая с дезинфекцией раны и убирая аптечку.

— Две тысячи тринадцатого, – только тихо произнес Авдеев, понимая, что щипать себя бесполезно, рука болит и даже очень, а он все никак не просыпается.

— Ох, вот как… И что же интересного произойдет в мире за семь десятилетий? – эсэсовец опустился в кресло напротив юноши, закинув ногу на ногу и сцепив длинные, изящные, словно у пианиста, пальцы в замок. И едва уловимо улыбался.

Выглядел он при этом примерно как большой и наглый черный кот. Доволен жизнью, а в особенности собой любимым.

— Разве я могу разглашать подобную информацию? Вдруг вы захотите изменить будущее… — каша в голове парня малость улеглась, и он успокоил себя, заверив, что все будет хорошо, почти поверив в это. А может, дело было в том, что Кристен заражал своей уверенностью?

— Изменить прошлое легко, но вот будущее от этого вряд ли изменится. Просто создастся еще один параллельный мир. Ведь каждое наше решение создает сотни вариантов развития событий, каждый из которых возможен. Хотя, признаю, вы сообразительней своих предшественников, – заметил офицер, чуть склонив голову набок.

Ариан слышал что-то об этом, какое-то очередное предположение физиков-теоретиков. Очень интересно, но в данный момент вникнуть в теорию он не мог. Разум зацепился только за одно:

— Предшественников?

— Да. Было еще двое путешественников во времени. Правда, они перемещались совершенно сознательно, – пожал плечами его прадед.

— А где они сейчас? – если хоть на сотую долю процента допустить, что все это происходит наяву, то паника начинала подступать к юноше с огромной скоростью. Его волновал уже вопрос не как он попал сюда, а как ему вернуться.

— Дома. В две тысячи шестом году, – улыбнулся Кристен, с такой уверенностью и гордостью за себя любимого, что это мгновенно отогнало панику Ариана. — Так что я знаю, что скоро будет война, и что Германия проиграет. В общем, много того, чего мне знать не положено.

— А когда вы сможете вернуть меня домой? – только и смог спросить Авдеев, все сильнее убеждаясь, что это не сон. Во сне не хочется проснуться, тем более, так сильно.

Тут в комнату зашла та самая женщина и положила на кофейный столик шесть толстых папок с грифом «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО».

— Спасибо, Грета, – кивнул ей мужчина, а после, оценивающе окинув взглядом папки, ответил Ариану: – Ну, я думаю, где-то через неделю, не раньше.

Авдеев кивнул, наконец, облегченно выдохнув, точнее, он попытался это сделать.

— Вы слишком напряжены, – улыбнулась блондинка сидящему на диванчике юноше. Тот же лишь буркнул в ответ:

— Я бы на вас посмотрел.

Девушка звонко рассмеялась в ответ.

— Да ладно, не вы первый, не вы последний, Ариан. Вас так, кажется, зовут? Я Грета Эдельвей, – протянула она ему ладонь для рукопожатия.

— Вы так легко говорите о перемещениях во времени! – наконец взорвался Авдеев, подскакивая на ноги и почти срываясь на крик, на что она не отдернула руку, но спокойно ее опустила. – Но это же невозможно! Нереально! Это бред! Я сплю или брежу!

Впрочем, погас юноша так же быстро, как вспыхнул.

— Полегчало? – только и спросил Кристен, протянув Ариану чашечку свежезаваренного чая, мягко улыбнувшись.

— Немного, – тихо признался Ариан и, благодарно кивнув, взял чашку с ароматным напитком. – Но для меня это слишком…

— Я понимаю, Ариан, – мужчина сочувственно улыбнулся и присел рядом с ним на диван как раз вовремя, чтобы забрать из слабеющих пальцев юноши чашечку.

— Зачем вы... — только и успел произнести Авдеев, прежде чем провалиться в муторный мрачный сон.

Проснувшись, юноша долго не открывал глаза, все надеясь, что все это сон. Он даже убедил себя в этом, но, увы, реальность штука противная и навязчивая... Открыв глаза, Ариан почувствовал, что ему хочется взвыть. Он лежал на постели явно в личных апартаментах Кристена, тот, кстати, сидел в кресле неподалеку, делая какие-то записи в записной книжке. Точнее, Ариан присмотрелся повнимательнее, да, это был тот самый дневник в переплете из мягкой кожи.

Судя по ощущениям, было раннее утро, но Авдеев не мог определить точно. Стараясь вести себя как можно тише, юноша наблюдал, как солнечный зайчик играет на гранях черного бриллианта в перстне мужчины.

Фамильный перстень Нойманов. Он переходил от отца к сыну из поколения в поколение. После смерти Кристена перстень пропал.

Ариана чуть передернуло. Странно было думать о человеке в прошедшем времени, странно и страшно, особенно когда вот он, сидел перед ним живой и совершенно здоровый.

Впрочем, умрет он отнюдь не от болезни.

Из официального заключения, присланного адвокату семьи Нойманов, следовало, что это было самоубийство. Но и семья, и вообще все те, кто знал Кристена, не поверили в подобный бред. К тому же, тело семье так и не выдали, не выдали вместе с вещами и наградной пистолет, из которого он якобы застрелился.

— Вы смотрите на меня не так, как другие, Ариан, – вдруг произнес мужчина, не отрываясь, впрочем, от записей, даже не поднимая взгляда.

— Что? – растерялся юноша, чуть смутившись, поняв, что его поймали.

— Вы смотрите на меня так, словно мы знакомы с вами там, в вашем времени, – Кристен дернул уголком губ, выражая то ли усмешку, то ли что-то в этом роде.

— Разве такое возможно? – резонно спросил Ариан у мужчины лет тридцати на вид, пытаясь как-то увести прадеда от подобных размышлений, ведь тот сам сказал, что прошло более семидесяти лет, точнее, пройдет, а значит, это невозможно.

— Ну мало ли. Вдруг я стану исключительным долгожителем? – наконец оторвавшись от дневника, мужчина закрыл его и широко улыбнулся юноше.

— А какой сейчас год? – на всякий случай уточнил Авдеев, наверное, для того, чтобы сориентироваться в этом мире, понять, что происходит вокруг.

— Тысяча девятьсот тридцать восьмой, – ответил мужчина, убирая свой дневник в ящичек прикроватной тумбочки.

От ответа Ариан внутренне содрогнулся. Год его, Кристена, смерти.

В дверь тихо постучали, и в комнату робко заглянула молоденькая красивая девушка.

— Кристен, к вам можно? – тихо и чуть смущенно спросила она. — Я завтрак принесла.

Авдеев едва сдержал удивленный вскрик, увидев красавицу, всем своим видом излучавшую невинность и доброту.

— Доброе утро, Марина, – улыбнувшись, Кристен поднялся с кресла. — Да, конечно, проходи. Что бы я без тебя делал?

— Умирали бы с голоду, что бы вы делали… — хмыкнула девушка, закинув упавшую косу за спину. – Я принесла завтрак на две персоны. Грета сообщила, что к вам приехал племянник.

— Спасибо, Мариночка. Но ты ведь знаешь, что я против того, чтобы ты бегала тут по штабу, помогая всем по хозяйству, – Нойман поджал губы. — Все офицеры люди вполне самостоятельные и могут справиться сами. Ты юная, очень красивая девушка…

— Ох… Кристен, не начинайте. Я понимаю ваши опасения, но должна же я хоть чем-то здесь заниматься? Иначе я умру от безделья! – раздраженно пожала она плечами.

— И все же. Я вновь поговорю с Марком. Он ваш супруг, фрау Кронен, и должен позаботиться о вашей безопасности.

Ариан почти не слушал их диалога, пораженно наблюдая за юной прелестницей, которая сервировала завтрак на кофейном столике. Ее имя билось в голове красным импульсом. Марина. Марина Александровна Рихтер. Именно такой он увидел ее когда-то, когда та, по просьбе его матери, согласилась помогать ему с изучением истории.

С улыбкой пожелав молодым людям приятного аппетита, девушка ушла.

— Поднимайтесь, Ариан, я и так позволил вам вольность, в присутствии дамы остаться в постели, – с виду Кристен был очень строг, но в глазах искрилось веселье. И все равно какое-то напряжение повисло в воздухе. – Я, конечно, понимаю, что вы поражены красотой фрау Кронен, но, боюсь, если вы будете показывать это столь открыто, то ее супруг сделает так, чтобы мне отправлять обратно было уже некого.

Авдеев нервно хихикнул в ответ.

После завтрака к Кристену зашла Грета, которая принесла для Ариана одежду, чтобы он не слишком привлекал к себе внимание.

— По всем вопросам обращайтесь ко мне, — улыбнулась она юноше, вручая Кристену очередную папку. – Я думаю взять вас работать с собой в архив, чтобы вы не закисли тут в ожидании отправки домой, – добавила она, когда юноша вышел из ванной, где переоделся.

— Хорошо. Спасибо вам, – Ариан улыбнулся ей в ответ. – Правда, спасибо.

Буквально через полчаса Ариан со священным трепетом перебирал и сортировал документы по датам, честно помогая молодой женщине в ее работе. Он вчитывался в документы, стараясь запомнить как можно больше, отчаянно жалея, что не может записать. Да даже если и запишет, то навряд ли Кристен позволит ему забрать подобные записи в свое время. Хотя они могли бы изменить почти все виденье современной истории.

Грета вместе с другим работником архива, ее личным помощником Эриком, смеялась над своеобразной жадностью юноши, почти сразу догадавшись, на кого учится парень. Ариан настолько углубился в эту совершенно потрясающую для него работу, что не заметил, что прошло уже два дня с того самого момента, как он попал сюда. Не заметил он также и того, как умудрился сблизиться с Гретой и Эриком. Она была умной и доброй женщиной, он несколько своеобразным, но тоже очень умным и светлым человеком, не имеющим пока офицерских званий, однако, как и любой мальчишка, стремящийся их получить. И у Ариана в голове все никак не складывалось, как такие прекрасные люди могут работать в такой организации. Хотя, может, он был просто слишком предвзят, смотря на эту ситуацию с высоты своих знаний об истории?

Эта мысль грызла его, начиная еще с того самого утра, как он очнулся в постели Кристена, а после они разговорились за завтраком. Чем больше он общался с этими людьми, тем отчетливее он понимал, что они все совершенно разные. Не монстры поголовно, как думал он до этого, не созданы по одному лекалу.

Сейчас мысль о прошлых суждениях казалась Ариану какой-то очень детской. Но и стереотипы, вбитые в его голову отцом, никак не хотели отпускать. Его внутренние разногласия вышли на новый уровень. Он пытался не обращать на это внимания, получая из предоставленной ему недели как можно больше, даже почти не спал, за что и Грета, и Марина отчитывали его, словно ребенка. Ариан лишь улыбался им в ответ. Наверное, они уже были готовы стать мамами. Это хорошо чувствовалось в их отношении к нему или к тому же Эрику, хотя, в общем-то, мог схлопотать от Греты пару подзатыльников в течение рабочего дня. А Марина… Марина казалась ему сама еще совсем ребенком. Ничего общего со строгой сдержанной Мариной Рихтер. Его преподавательница всегда знала, чего хочет и как этого достичь. Порой Авдееву казалось, что она готова пойти по головам, но он быстро скидывал это наваждение. А вот фрау Кронен… Что он мог сказать о ней? Об этой юной и уже замужней прелестнице…

Добрая и отзывчивая, она искренне любила своего супруга. И ей было совершенно все равно, что о нем думают остальные, хотя при общении с Кристеном, которого скорее воспринимала как старшего брата, нежели как друга, девушка резко обрывала его, если он начинал высказывать недовольство ее супругом.

Впрочем, Кристен мог совершенно спокойно высказать все Марку в лицо, и именно поэтому у них зачастую, по нескольку раз на день, случались конфликты. Грета и Ариан только и успевали вмешиваться, чтобы дело не доходило до драки. Впрочем, и Нойману, и Кронену на это было совершенно плевать. Конфликт между ними мог разгореться мгновенно, хватало одной лишь искры в виде небрежно брошенного слова. Или же, наоборот, они могли часами тихо ненавидеть друг друга, срывая злобу на ком-нибудь или на чем-нибудь другом. В такие моменты казалось, что если эти двое окажутся рядом, то от напряжения между ними, которое ощущалось не только энергетически, но, казалось, и физически, закоротит проводку, и весь штаб останется без света. Что удивляло Ариана во всем этом, что, несмотря на то, что Марк был старше по званию и мог в любой момент пресечь все это, он не пользовался такой привилегией, не писал рапортов вышестоящему начальству, ни чего-либо подобного. Конфликты решались исключительно внутри коллектива лаборатории.

Как раз после очередного такого конфликта Ариан сидел вместе с Кристеном в его кабинете и наблюдал, как тот делал какие-то расчеты. Видимо, из-за взбудораженного состояния, он постоянно упускал какие-то детали, и это раздражало его еще сильнее. В конце концов, не выдержав, мужчина отшвырнул от себя бумаги и сжал пальцами переносицу, пытаясь прийти в себя.

Авдеев позволил себе едва заметно усмехнуться, подходя к столу и прибирая чужие бумаги. Когда он бесился, он вел себя точно так же.

Юноша мельком взглянул на записи прадеда. От руки нарисованные алхимические печати, латынь и какие-то уравнения. В алхимии Ариан ориентировался не сильнее, чем в квантовой физике, впрочем, он был уверен, что одно с другим тесно взаимосвязано, если учитывать объяснения Кристена в первый день их знакомства.

— Над чем вы работаете, Кристен? – поинтересовался Ариан, осознавая риск для своего здоровья, потому что Нойман мог запросто сорваться на нем. Пусть такого ни разу не было, но чем черт не шутит.

К тому же, они практически не обсуждали работу, которой занимался Кристен, и сейчас, наверное, был не самый подходящий для этого момент, учитывая состояние мужчины, но что-то подсказывало Ариану, что сейчас самое время. Ведь Кристен Нойман был именно из тех людей, чьи мысли были бесконечны, как вселенная. Когда он их высказывал, у него появлялись новые идеи, энергия для их воплощения в жизнь. Поэтому говорить он мог часами, конечно, если видел, что его слушают. Если собеседник, а скорее, слушатель, терял к нему интерес, то мужчина замолкал и даже как-то тускнел и выглядел при этом как-то очень по-детски мило, но в то же время в такие моменты в нем чувствовалась эта бесконечная тоска.

Ариан готов был его слушать.

— Если я скажу, ты не поверишь, – устало ответил Кристен, глотнув уже остывшего чая.

Авдеев нервно хихикнул.

— Я провалился во времени, на семьдесят пять лет назад, хотя просто был на экскурсии. Как думаете, поверю я или нет? – улыбнулся юноша своему прадеду.

Мужчина слабо улыбнулся в ответ:

— Что ж, твоя правда. Ты слышал что-нибудь о ребисе?

Ариан присел на край стола.

— Это который философский камень? – приподнял брови юноша.

— Он самый, – спокойно ответил ему Нойман и начал массировать пальцами виски.

— Амбициозно, – хмыкнул Авдеев. – Создать то, что тысячи людей не могли сотворить веками.

— Эти тысячи людей неправильно расшифровывали Гримуар Фламеля и только. К тому же, они все никак не желали включать собственные мозги, – раздраженно выплюнул офицер и, взяв чашечку, сделал еще глоток, чтобы успокоиться.

— А вам, судя по всему, удалось и расшифровать, и применить? – нет, Ариан, конечно, осознавал гениальность своего прадеда в подобных вопросах, но, с другой стороны, ведь гении редко кажутся великими и гениальными тем, кто находится очень близко к ним. Из-за малого расстояния трудно оценить масштаб.

— Ну к чему такой сарказм? Я близок к этому, – Кристен криво усмехнулся.

Видимо, он действительно был в шаге от открытия, но шаг этот сильно затянулся.

— А зачем вам это? Хотите быть богатым и вечно молодым? – задал Ариан резонный вопрос, ведь все в этой жизни делается зачем-то или почему-то.

— Ну, скажем так, это работа ради самой работы. Хотя, не спорю, деньги бы не помешали, впрочем, как и эликсир. Мало ли… — неопределенно пожал он плечами.

Авдеев усмехнулся в ответ, чувствуя, как внутри все обдает неприятным холодком. У Кристена наверняка бы все получилось, будь у него чуть больше времени.

Интересно, как бы сложилась судьба его семьи, если бы Кристен остался жив? Допустил бы он брак своей внучки с русским, не имеющим в роду ни князей, ни графов, то есть ни единого намека на благородную немецкую кровь?

Впрочем, за все то время, что Ариан пробыл в Кенигсберге, Кристен ни разу не высказался по поводу нацизма или благородности крови. Только иногда с каким-то задумчивым восхищением смотрел на Ариана, когда думал, что тот не видит. Конечно, Авдеев понимал, откуда эти взгляды. Кристен видел в нем чистейшую арийскую кровь.

— Давно хотел спросить, – вдруг подал голос мужчина после некоторого молчания. – Ты ведь русский, но у тебя прекрасный немецкий, и твое имя…

— Я понял, можете не продолжать, – улыбнулся юноша, мысленно вздрогнув. Что это было? Чтение мыслей или спонтанная телепатия? Или просто накаркал… — Дело в том, что я наполовину русский. Моя мама чистокровная немка, и в ее роду было много поколений именно чистокровных немцев. А вот отец русский, и про его родословную трудно что-либо сказать. Интересно, что бы сказал мой прадед со стороны матери, если бы узнал о подобном?..

— Думаю, он бы ее похвалил, – задумчиво ответил Нойман.

— В смысле? – не понял Ариан.

— В прямом. Я не слишком силен в генетике, но постараюсь объяснить, в чем, собственно, дело. Представь себе некие совершенно одинаковые модули, в которых накапливается энергия. Каждый новый прибавляемый к общей конструкции модуль несет свое количество энергии. Но поскольку модули совершенно одинаковы, они не могут отдать свой заряд, только копить. А потом к ним присоединяется модуль, им неидентичный, более того, довольно слабый, который позволяет энергии наконец высвободиться, – все же Кристен был любителем физики во всех ее проявлениях.

Ариан на минуту задумался. Если посмотреть на ситуацию с этой стороны, то да, именно так все и могло быть, ведь отец не имел аристократической родословной, в этом смысле кровь его была крайне слаба. Но мысль об этом ранила его. Ударила по самому больному, ведь он, как и всякий ребенок, надеялся, что отношения его родителей строились на любви, а не на точном расчете.

Заметив погасший взгляд юноши, Кристен тут же беззаботно улыбнулся.

— Впрочем, я могу и ошибаться.

Знал бы он, как Ариан на это надеялся.