На поиски места и следов ночного происшествия они отправились вместе. Нарушив границу прилегающей к их владениям территории, что принадлежала кошачьим, вышли к мрачному, молчаливому заводу. Что на нем производили, Артем никогда не выяснял. Достаточно было, что звери туда не совались, а значит, там не только не имелось ничего съестного, но, наоборот, находилось что-то отпугивающее, неприятное. Так зачем Артему неприятности?

Еще издали они заметили то самое место, где ночью случился обвал: были потревожены плотные слои павших листьев и пыли, а в стене завода зиял огромный разлом, также обрушились внутренние перекрытия, и крыша с потолками ухнула в колодец крепких пока еще стен. В принципе, ничего удивительного — однажды неизбежно наступит момент, когда все здания развалятся, подточенные временем, дождем, ветром, излучением… И все же они разделились в поисках следов, которые прояснили бы обстоятельства, чтобы отмести последние сомнения и успокоиться. Убить тревоги и надежду, что зародились в груди при мысли о людях.

Справа, из-за густого кустарника, послышался тихий короткий рык. Виталий что-то нашел, и Артем поспешил к товарищу. Как все же хорошо, когда кто-то есть рядом: с кем можно поговорить, даже если тому недоступна человеческая речь, кто заметит то, что ты пройдешь мимо, прикроет спину в бою. Просто будет рядом, напоминая, что ты не один…

Еще на подступах Артем почувствовал запах смерти, и верхняя губа его приподнялась, выпуская едва слышное рычание. Присел рядом с тушей падальщика, по которой уже ползали вездесущие мухи. Не брезгуя, запустил пальцы в рану на боку, извлекая на свет божий инородный предмет, что застрял глубоко внутри.

— Осколок арматуры… — разочарованно выдохнул он и едва не рассмеялся: а он чего ожидал, пули? — Сунулся, куда не следовало.

Виталий согласно кивнул. С грустью, непонятной Артему до тех пор, пока он не пригляделся к облику зверя, отмечая явные остаточные признаки мутаций — когда-то несчастный также был человеком. Вероятно, он вышел на звук не в надежде поживиться, как Артем подумал вначале, а искал людей. Человек странное существо. В среде себе подобных он часто ищет уединения, но эта среда необходима ему, иначе одиночество начинает сводить с ума.

Потрепав товарища по холке, Артем вздохнул:

— Я принесу лопату.

Возможно, хоронить мертвых — пережиток прошлой жизни, полной стойких моральных принципов и предрассудков, навязанных обществом. По нынешним временам, это было расточительством, и тело надлежало употребить в пищу самим или оставить падальщикам всех видов, которых расплодилось большое множество. Однако… В душе они все еще оставались людьми. Или, правильнее сказать, человеками, учитывая, что множественная форма употребления «люди» применима к общности индивидуумов? И не могли уронить этого высокого звания даже в ситуации апокалипсиса. Особенно в подобной ситуации! Со своим они поступят так, как требовали того традиции.

Короткие похороны прошли в молчании. Выкопав яму, Артем уложил туда падальщика, завернутого Виталием в кусок ткани, они постояли над свежей могилой. Он не мог ручаться за товарища, но сам в этот момент подумал, что хотел бы, чтобы после смерти было кому его закопать, хоть, по большому счету, и будет ему уже все равно. Обложив небольшой холмик камнями, которых было после обвала во множестве вокруг, медленно двинулись в сторону дома. На кромке леса, повинуясь неясному чувству, Артем оглянулся и испытал удовлетворение, заметив, как разочарованно вспорхнул с камней стервятник.

Уже шагнул в густые заросли, когда тишину прорезал странный звук, и человеки задрали головы, чтобы увидеть зрелище, которого никто не видел уже много лет — фейерверк!..

— Пиротехника. Какие-то вещества вступили в реакцию с кислородом, — высказал он предположение тому, почему из развалин вырываются все новые струйки дыма и взрываются в темнеющем небе разноцветными огнями всевозможных форм и размеров.

Завораживающее зрелище, заставившее притихнуть округу, точно приклеило стопы к земле, и они продолжали стоять, пялясь на яркие искрящиеся огни. Сквозь боль и тоску по прежним временам пробивалось забытое, какое-то детское чувство, которому Артем с трудом, но подобрал название: восторг. Все же, несмотря на то, что фейерверк над умирающим миром напоминал пир во время чумы, не оценить его красоты смог бы только слепой. В горле встал соленый ком и, когда, спустя примерно час, запасы пиротехники иссякли, нарочито небрежно заметил, увлекая товарища прочь:

— Лишь бы не загорелось ничего…

В этот раз в гости отправились к нему. На пороге Виталий заколебался было, но потом, словно устыдившись вполне понятных сомнений, нырнул внутрь, как бросаются с головой в омут. И замер посреди комнаты, до боли напоминающей о прошлой жизни. Артем старался поддерживать иллюзию, насколько это позволяли средства и обстоятельства. Дав гостю время привыкнуть, взять под контроль чувства, вызванные ностальгией, похлопал по шкурам, предлагая располагаться как дома. Достал из погреба, которым служила прохладная ниша в полу, две банки консервов, вывалил содержимое на тарелки с золотой каемочкой. Этими предметами не то роскоши, не то антиквариата, он пользовался лишь по особым случаям — берег. С них ела еще мама…

Протянул Виталию вилку, зная, что с этим товарищ справится. Более того, ему казалось, тому будет приятно вновь почувствовать себя человеком. Показывал, что считает зверя равным себе. Едва приступив к трапезе, вдруг вспомнил еще об одной вещи для особых случаев, что со дня смерти матери ждала своего часа. И к угощению прибавилась початая бутылка армянского коньяка восьмилетней выдержки.

Виталий оскалился, усмехаясь. Протянул лапу, чтобы подтянуть пузатую бутыль к себе и понюхать содержимое. Качнул головой, сомневаясь, что это хорошая идея, но пригубил, чтобы смачно, совсем по-кошачьи чихнуть.

Артем рассмеялся и, забрав напиток, также сделал большой глоток. Закашлялся с непривычки, но жидкость, опалившая горло, распространила по телу тепло, а голову освободила от посторонних мыслей. Виталий потер лапой морду. Двоится в глазах? Или в зверином облике не стоит принимать алкоголь? А может…

— Первый раз выпил?

Товарищ тихо рыкнул, подтверждая его догадку, и смущенно отвернул морду. Артем засмеялся и подвинул ближе к гостю тарелку с консервированной ветчиной, дождался, пока тот закусит, и снова протянул ему бутылку. За что они пили: за знакомство или поминали товарища по несчастью, которого им не суждено было узнать? Так ли это важно, просто им было необходимо расслабиться. Вторая пошла лучше, но Артем со вздохом закрыл бутыль.

— А вот напиваться мы не станем, — внес он очередное предложение, и гость согласно рыкнул. Еще раз скользнув взглядом по помещению, вытянул палец в сторону потертой карточной колоды. Артем усмехнулся: — Да ты картишками прежде баловался…

Виталий смущенно передернул плечами.

— Тебе повезло. Я тоже не пасьянсы раскладывал.

Пасьянсы, конечно, тоже имели место быть, увы, в последнее время играть было не с кем, а тренировать мозги следовало.

Вспоминать спустя столько лет правила оказалось не так просто, как думалось. Такие ненужные в новой жизни знания, годами не применяемые на практике, незаметно подстерлись в памяти. Возможно даже, что они случайно изобрели новую карточную игру или создали гибрид. Да так ли это важно, если оба получили от процесса массу удовольствия? Аж аппетит проснулся, и они устроили полдник, закусив консервированным ананасом из банки — лакомство, которым Артем нечасто баловал себя. Только ведь гости — особый случай. Вытянулись, переваривая на лежанке плотный обед, блаженно пялясь в потолок, как бывало в другой жизни с Маринкой. Она трещала обо всем на свете, а он слушал и улыбался.

Сейчас из них двоих говорящим был Артем, вот только он не привык тратить силы и время на пустые и бессмысленные занятия.

— Как думаешь, он был разумен? — спросил он вдруг товарища, возвращаясь к печальным утренним событиям. — Если бы мы встретили его раньше…

Собеседник удрученно вздохнул.

Помолчали. У каждого из них бродили в голове мысли, недоступные товарищу. Возможно, только пока. А что, раз излучение столь сильно, почему бы ему однажды не наделить обитателей Земли телепатическими способностями?

— Интересно, много еще нас таких? Вместе мы могли бы построить новый мир.

Но будет это уже в любом случае не сегодня, ибо в голове бродил легкий хмель, к убежищу подбирался вечер, а настроение располагало к отдыху и беседам. А может, им просто трудно было расстаться, двум одиночествам, неожиданно нашедшим друг друга? Вон и Виталий определенно не хотел уходить. Поддерживая затухающую беседу, тот тихо и вопросительно рыкнул, осторожно коснувшись копья, что отдыхало, прислоненное к стене. Артем кивнул, и товарищ, встав на задние лапы, взял оружие в руки. Попытался прокрутить, но получил промеж глаз, и поставил на место. Посмотрел на хозяина.

Артем засмеялся и махнул рукой:

— До катастрофы я ходил в секцию кобудо. Знаешь, я ненавидел эти занятия, прогуливал даже. Мда… А они помогли мне выжить.

Товарищ понимающе оскалился в улыбке и показал, как спасался от опасностей нового мира, передвигаясь по деревьям и аварийным верхним этажам развалин, пока позволяли вес и гибкость тела. Потом ему пришлось спуститься на землю и пустить в ход когти и клыки. Вероятно, именно животное существование усилило регресс, сделав Виталия таким, какой он был сейчас.

— А где ты обитал все это время?

Облазив за годы весь город, избегая лишь логово шершней на юге, Артем с трудом верил в отсутствие шансов на более раннюю встречу, которая могла изменить их судьбы.

Виталий попытался что-то объяснить, показывая на пальцах, но собеседник понял лишь, что речь идет о сроке в три года. Осознав бессилие выразить свои мысли, удрученно покачал головой и потупился. Уткнувшись взглядом в чуть пожелтевший от времени клочок бумаги, на котором они записывали карандашом очки во время игры. Неуклюже, с непривычки, зажав его в пальцах, старательно, хоть и плохо разборчиво накарякал: Гастроли. Добирался три года.

Надеялся ли он найти в безлюдном мире семью, или просто душа звала в родные края, где все напоминало о счастливых годах, оставшихся в прошлом, Артем выспрашивать не стал. Не было у него цели причинять товарищу боль. Наоборот, погладил зверя по холке, утешая, и подвинул к нему колоду, предлагая сыграть еще.

Этой ночью Виталий остался у него. Только о сне не шло и речи. Они совершали путешествие в прошлое. Прошлое, которого не существовало. Занимаясь вещами, давно утратившими актуальность, а то и сам смысл. Убивали время лишенными практического значения разговорами и прикончили суточный запас консервов, наевшись от пуза. Устроили маленький праздник. Озвучил Артем оправдание непростительной расточительности времени и припасов.

К рассвету гость уснул, Артем же не мог. Накинув куртку, поскольку по утрам и вечерам становилось прохладно, тихонько выскользнул из убежища. Надо было полить помидор, на котором завязалось еще два плода. На обратном пути привычно завернул к могиле матери и рассказал о новом друге, зная, что ей будет приятно услышать, что сын снова не один.

Говоря откровенно, он не особенно верил, что небеса существуют, но ему хотелось надеяться. Ведь знание, что близкие тебе люди где-то рядом, наблюдают за тобой, делало выжившего чуть менее одиноким и давало силы жить дальше, бороться, чтобы не расстраивать тех, кто в него верил. Опять же, регулярные беседы с мертвыми были сродни ведению дневника, помогая освободить голову от лишних мыслей, выговориться, избавляясь от негатива, и закрепить положительный результат, принять верное решение… И Артем был счастлив, что у него есть эта могила, куда можно прийти, как когда-то приходил к маме.

Неожиданно, едва не сбив человека с ног, на поляну выскочил ошалевший олень и скрылся в лесу на другой стороне. Следом, нарушая границы чужой территории, устремилось семейство волков. Вот только гнал их не инстинкт охоты. В противном случае, забывшимся кроликам, что путались у них под ногами, не поздоровилось бы.

Напрягаясь, Артем потянул носом, уловив слабый, но стойкий запах. Гарь. Так вот почему некоторое время назад поднялись в воздух стаи птиц. С тревогой посмотрел в ту сторону, куда дул ветер, и сердце оборвалось — убежище находилось прямо на пути пожара. Как и могила матери…

Артем застыл. Сознание раскололось надвое. Одна его часть требовала бросить все и спасаться, отдавшись инстинкту самосохранения. Повинуясь второй, рука обвила рукоять ножа, собираясь то ли резать высокие травы, организуя пространство вокруг могилы, чтобы не затронуло пламя, то ли рубить любимую мамину сирень, что посадил рядом. А потом он вспомнил о Виталии, который, ничего не подозревая, мирно спал в убежище. Убежище, в котором осталась вся его жизнь: прежняя и новая. Но мама…

Глубокий вдох, еще один. Отросшие когти впиваются в ладонь. Напоминание самому себе, что мамы больше нет. Тут лишь груда камней и земляной холмик, которые нетрудно будет восстановить. Да и не нужно все это мертвым, чья душа далеко — это для живых, что тоскуют по ним, пытаясь заполнить пустоту, что образуется в сердце после их ухода.

— Прости…

Шаг назад. Другой. И вот он уже бежит, соревнуясь в скорости с одичавшим псом, сделав свой выбор.

Когда запыхавшийся Артем ввалился в убежище, гость уже не спал, а беспокойно метался из конца темной комнаты в конец. Инстинкт. Не зная, что происходит, он все же чуял опасность, и неизвестность сводила зверя с ума.

— Пожар! Идет на нас.

Не вдаваясь в излишние подробности, Артем схватил «тревожный рюкзак», запихивая в его недра, хранящие самые ценные и необходимые вещи, запасы еды и воду. Подумав, прихватил коньяк и карты.

Виталий рыкнул, забирая рюкзак, чтобы устроить у себя на спине, и Артем прихватил несколько шкур — ночами стало холодать. Оглянулся в дверях, в последний раз скользнув взглядом по убежищу, что столько лет служило ему домом. Сердце защемило от тоски. Бросать нажитое за все эти годы было больно и до слез жалко, но жизнь, как известно, дороже. Если повезет, они еще вернутся сюда, переждав стихийное бедствие, ну, а нет…

Общая беда сплотила обитателей города, спасающихся бок о бок, и они с Виталием не стали исключением. На склоне их сосед, крыс, вымахавший до размеров приличной дворняжки и отрастивший нелепые перепончатые крылья, которыми укрывался от дождя, неожиданно оторвался от твердой поверхности и впервые взлетел. Артем даже остановился, с долей зависти посмотрев вслед. Он всегда думал, что это стихийная мутация, декоративный элемент, а крыса просто некому было научить летать…

Позади послышался истошный поросячий визг, разнесшийся далеко окрест, и, оглянувшись, Артем увидел, как пламя вырвалось из лесного массива, что окружал убежище.

— Беги! — крикнул он Виталию, также застывшему посреди склона, заметив отсутствие отставшего товарища. — Не оглядывайся! К набережной.

До нее было еще не близко, но зато там кругом был только камень, и вода рядом. Зараженная излучением, но все же вода — извечный враг огня.

Гонка ускорилась. Жар, что двигался позади, выжигая воздух, загонял беглецов в другой лес — из стекла и бетона. Справа споткнулся о колотый асфальт и рухнул лось. Забился. Кажется, сломал ногу. Бедняга… Артем хотел добить, облегчив несчастному зверю участь, но зацепился взглядом за тяжелый рюкзак на спине Виталия, отметил, как снизилась скорость товарища. Мысль метнулась в тревоге за него, а потом было поздно возвращаться.

Выскочив на улицы мертвого города, зверье начало растекаться по ним, и только они держались выбранного курса. Вдоль гранита набережной добрались до спуска к реке, где еще с момента катастрофы качались на волнах два прогулочных катера. Ржавчина покрыла их рыжим узором, краска облупилась, но они были по-прежнему на плаву.

Отчаянно хватая ртами воздух, пропитанный запахом гари, они вытянулись на жестком камне, прислушиваясь к звукам, что неслись с улиц. Кажется, облизав голые камни, пламя начало затихать, а может, лишь замедлило свою поступь. Но издалека то и дело доносились вопли и полный боли храп — избежать его языков посчастливилось не всем. К воде же пожар не приближался.

И только сейчас, когда они оказались в безопасности, Артема оглушило осознание всей глубины потери, постигшего их несчастья. Их мирок, отстроенный с таким трудом, снова рухнул, оставляя выживших на руинах, или, точнее, на пепелище. Так или иначе, но им придется все начинать с начала на новом месте, пригодном для жизни, отстоять у незнакомых соседей территорию, обосноваться, изучить округу…

Рядом, точно понимая, о чем думает товарищ, или читая мысли, тяжко вздохнул Виталий, и его когтистая лапа сжала плечо Артема.

— И мне очень жаль, — сказал тот, обвив руками колени, в которых хотелось спрятать лицо и… поплакать?

Скорее всего, цирк тоже пострадал…

И все же пламя ворвалось в город, ведь на стороне стихии находились и плотный ковер из палых листьев, и сухой плющ, что помогал ему прыгать через стены, и упавшие деревья…

— На катер, — велел Артем товарищу, когда от жара стало трудно дышать, а нагревшиеся волосы и одежда грозились воспламениться. Кашель раздирал легкие. Как только Виталий оказался на борту, перерезал канат, что удерживал суденышко.

Виталий тихо рыкнул, стоя у борта и наблюдая, как пылающая набережная проплывает мимо.

— Думаешь, было лучше остаться там? — скептично поинтересовался Артем, изучая рубку. В конце концов, его отец водил посудины и покруче. — Этой ночью я думал знаешь о чем?

Товарищ качнул головой, подкрепив отрицание рыком.

— Мы такие не одни. Где-то живут наши собратья и, как и мы, скучают по себе подобным, по общению с ними. Давай найдем их? — неожиданно предложил Артем. — И построим вместе новый мир, где никто не будет одинок.

Товарищ вопросительно рыкнул, и вновь Артем осознал, что понимает того с полуслова.

— Да, я думаю, этот пожар может быть знаком, — кивнул Артем. Вспомнив о жертвах стихии, о разрушениях, что принесла она с собой, о собственных потерях, разорвавших тонкую нить, что еще связывала с прошлым, покачал головой. — Или, скорее, пинком… в зад.

И, будто в подтверждение его слов, завелся мотор. Теперь они могли взять ситуацию в свои руки и отправиться куда угодно.

Виталий снял рюкзак и нырнул в рубку, отдав честь капитану их суденышка и творцу нового мира. Мира, который положит начало новому витку цивилизации.