Стрелки настенных часов показывали три, без четверти, только какое это имело значение… сон не шел. За окном надрывно орали коты. И не март вроде – осень стучится в окно холодным дождем – а покоя все одно нет.

Жильцы ворчат:

– Оголтелые, – хлопают форточками, натягивают на головы одеяла, в тщетном стремлении оградиться от звуков. Не хотят люди слушать – своих забот по горло. На работу завтра, опять же. Да и не вникнуть без языка.

Один я дымлю сигаретой у окна, пытаясь постигнуть смысл кошачьей «бродилки» с убогим дизайном из гаражей и переполненной мусорки. Если коты не делят кошку – там репертуар другой, если загулявшее животное не просится домой, жалобно стеная под дверью, чего же оно мается, надрывая глотку? Может, ему больно? Или...

В холодильнике оставалась попка «Докторской». Эх! Пусть лопает, горемычный. Все равно на яичницу не хватит, а у брата меньшего желудок-то, поди, поскромнее будет.

Накинув ветровку, выхожу во двор:

– Кис-кис-кис.

Нарушитель спокойствия поднимает на человека блестящие темные глаза, жалобные, просящие. Обнюхивает штанину тренировочных штанов, трется мордой о ногу, обнимает пушистым хвостом.

– Пошли.

Но к дому рыжий не идет. Вот только путался под ногами и вдруг – исчез. Оборачиваюсь, а он сидит на дорожке, обвив хвостом лапы и укоризненно глядя вслед: «Не туда».

Шлепки мокнут от излившейся из туч накануне влаги, но я не чувствую под гипнозом зеленых глаз, от которого по телу бегут мурашки. Наконец решаюсь.

– Ну, веди, приятель.

Кот трусит впереди. Бежит, оглядывается – проверяет: иду ли. Жест, ну до безобразия человеческий. И в глазах… разум светится? Да нет – лунный свет. Заворачивает за куст сирени и демонстративно садится.

– Пришли?

Делаю шаг за круг света, что щедро льет одинокий фонарь, и нога зависает над пустотой. Яма. Ремонтники давеча копались, а зарывать, конечно, опять дядя.

– Ах ты...

Справа возникает второй представитель кошачьих, судя по скромным размерам и кокетливой походке – самочка. Самая обыкновенная, серая. Оценив явные преимущества человеческого тела, свешивает голову в чернильную бездну: «Там».

«Там» – это на глубине двух метров. После вечернего дождя «там» по колено холодной стоячей воды, а я в трениках и промокших домашних тапочках.

Выуживаю из кармана ключи, направляя вниз узкий луч брелка-фонарика. Света от него немного, но разглядеть, скажем, ступеньку на лестнице и не пронести ключ мимо замочной скважины позволяет.

Замечаю его, изгваздавшегося в глине, не сразу. Котенок – клок меха, распластанный на обнажившейся трубе. Молчит. Дохлый, или просто из сил выбился?

Делать нечего, начал – доводи до конца.

Сигаю вниз, уже застолбив в уме в списке дел на завтра постирушку. Комок вздрагивает, ежась от холодных брызг. Жив, чертяка. На душе становится светло и радостно: за кошаков и от сознания того, что жертвы мои не напрасны.

– Эй, малыш.

Осторожно, стараясь не напугать, протягиваю руку и провожу пальцами между ушек, которые зверек немедленно прижимает к голове.

– Не бойся.

Аккуратно беру, боясь раздавить кроху своей пятерней, больше привычной к гаечному ключу. Котенок дрожит. Не то от страха, не то от переохлаждения, а вероятнее – все вместе.

– Держись, дурик, – шепчу я, делая носком тапка несколько ступенек в отвесной стене ямы, чтобы проще было выбираться. Котенок же, найдя в лице моей подмышки источник тепла, лишь прижался сильнее, издав первый жалобный звук. На который немедленно отозвались сверху.

Лезу, а сам кумекаю, что нельзя его в таком состоянии отдавать, помрет еще... На поверхности меня обступают братья меньшие, и я позволяю им обнюхать чадо, чтобы удостовериться, что оно живо. Но не отпускаю, хоть котенок и дрыгает лапами, пытаясь бежать к мамке по воздуху.

– Э нет, сегодня он переночует у меня, – отвечаю на недоверчивые, полные тревоги взгляды, направляясь к дому. Кошки за спиной… да, они именно переговаривались, и рыжий нагоняет, вдруг выворачиваясь прямо из-под ног. Сев передо мной, обняв лапы хвостом, смотрит мне в глаза. – С нами пойдешь?

Кот мигает и семенит вперед.

Пока меньший брат знакомится с апартаментами, переодеваюсь в чистое и купаю котенка, уже настолько выбившегося из сил, что тот не сопротивляется, даже когда мылю моську… Укутав дрожащее тельце в старый свитер, пою теплым молоком с пипетки. И все это время чувствую на себе взгляд янтарных глаз.

– Ну, все, теперь будем ждать утра.

Попка «Докторской» осталась где-то возле ямы и, поставив гостю блюдечко того же молока, готовлюсь ко сну, проверив кроху. Спит. Натерпелся, бедолага… Только не уснуть. Расскажи кому, засмеют: лежу и о кошках думаю. Не забыть мне, как разум в глазах светился, как они говорили, будто мысли в голову вкладывали. И вспомнилась мне передача, где какой-то ученый выдвигал гипотезу, что кошки прилетели на землю из космоса задолго до того, как природа снабдила венец своего творения интеллектом. Ведь опытным путем было доказано, что они прекрасно переносят нагрузки и невесомость. Но сейчас их раса потеряла древние знания и выродилась. И чьи одомашненные особи, одинокие, отрезанные от мира стенами квартир, и вовсе утрачивают значительную часть языковых знаний родного племени.

И подумал я: «А может, не все выродились? Живут потомки древней цивилизации среди нас, маскируются под братьев меньших… Что они думают о людях? Не обижены ли той ролью, что отвели те потомкам некогда великой, более совершенной расы? Кто знает, может, мое искреннее участие сгладит удручающее впечатление, оставив о нас более высокое мнение, чем мы того заслуживаем…»

Словом, заснул только на рассвете, дав себе обещание поговорить утром с котом как следует.

Проснувшись, когда время уже перевалило за полдень, я первым делом бросился проведать кроху… Но обнаружил свитер на своем месте, и ни следа котов. Грязной одежды, кучкой сваленной в ванной накануне, тоже не оказалось. Ошарашенный открытием, я сел на краешек дивана и потер лицо. Неужто все приснилось? Никогда бы не подумал, что могу быть таким впечатлительным. А орали коты вообще?

Впрочем, размышлять над этим было особо некогда, пора было собираться на смену, и я на время выбросил ночное видение из головы.

Спускаясь по лестнице, отчетливо услышал:

– Дня доброго.

– И вам.

Вдруг охваченный смутным чувством, я оглянулся. На пустой лестничной площадке тянулась соседская Мурка…