На следующее утро, придя в ненавистный офис, Габриель волновалась, не зная, как вести себя с Коллинзом, однако тот сделал вид, будто вчерашнего вечера не было или он основательно о нем забыл. Беспроигрышная тактика, на самом деле, не позволяющая даже подступиться с вопросами. С другой стороны, и девушке было легче вернуться к привычной форме общения, подыгрывая ему, как и Виктору. Вот только оба знали, что это игра, об этом говорили быстрые осторожные взгляды и неловкие паузы, что порой случались прямо посреди непринужденной, казалось бы, беседы. Она старательно прятала страх и недоверие, но, кажется, слишком старалась, и сама слышала сквозящую в своих словах и жестах фальшь. Одновременно не выходила из головы улыбка Виктора, и она на полном серьезе думала о том, как отговорить Уилла идти на вечер, на который сама же тянула ранее. Сказать же прямо не поворачивался язык — Габи с ужасом осознавала, что не может решить, на чьей она стороне.

— Что-то случилось? — наконец участливо поинтересовался Уилфред, принеся ей в обед стаканчик ароматного латте из ближайшей кофейни.

Догадался. Сердце учащенно заколотилось, угрожая выдать хозяйку громким стуком. Нет, он знал, все знал с самого начала… Уткнувшись в стаканчик, пряча истинные эмоции, Габи вздохнула, тем не менее, продолжая играть. Помолчав немного, чтобы было похоже на то, что она просто колеблется, пожаловалась:

— Кажется, Виктор всерьез ревнует…

Чем не повод отменить неформальную встречу, которая только усугубит положение?

Повисло молчание, и Габриель осмелилась поднять на мужчину взгляд, чтобы увидеть насмешку в потемневших глазах. И дело было совершенно точно не в освещении. Его глаза просто поменяли цвет.

— Виктор сам так сказал?

— Нет. Однако я вижу его реакцию на твое имя, — настаивала Габриель на своей версии. — Странно, что он не отменил вечеринку… Прошу, будь осторожен с ним.

— Ты думаешь, он всерьез может навредить мне? — тихо и отчего-то действительно весело засмеялся Коллинз, но почти тут же оборвал свой смех. — Или он обижает тебя?

Он спрашивал на полном серьезе, даже слегка побледнел, поджав губы.

Нет. Вот натравливать мужчин друг на друга она хотела меньше всего, им своих разборок хватит, а потому поспешно качнула головой:

— Нет, он никогда не поднимет на меня руку, — заверила она, лелея надежду, что так и есть. — Просто беспокоюсь. За тебя. Вы же, когда ревнуете, дурными становитесь, — также позволила она себе засмеяться, хотя сердце замирало — ее пугали оба “поклонника” и, если бы она могла, наверное, спряталась бы от обоих.

— Мы не испортим тебе праздник, я обещаю, — Уилл улыбнулся почти ласково и, протянув руку, убрал выбившийся локон за ухо коллеги, от этого стало немного теплее и спокойнее. — В восемь, как договаривались?

— Да, все в силе, — словам Коллинза хотелось верить, наверное, оттого, что те были так созвучны ее надеждам. Да и, в конце концов, в доме будет полно людей, вряд ли чему-то дурному суждено сбыться. А может, она просто придумала проблему? Дурацкая привычка накручивать себя… Габи улыбнулась, возвращаясь к остывающему кофе.

Дальше Коллинз сам увел разговор в более мирное русло, которое всегда было интересно им обоим. Современную и не очень литературу. Нет-нет, Виктор тоже любил читать, но… Это была либо научная литература, либо философские трактаты, и Габриель всегда стеснялась занимать его время, что он выкраивал на чтение, своими измышлениями, боялась показаться маленькой или несмышленой. Уилфред же располагал к себе хотя бы тем, что в свой первый обед на работе уткнулся носом в “Дюну” Герберта.

Время до конца рабочего дня полетело быстрее. Габриель удалось настроить себя на более позитивный лад, уговаривая себя, что надо лишь пережить этот вечер. Он все расставит по местам, убедив, что бояться нечего, а потом они уедут. Совершенно не важно, куда, лишь бы только им было хорошо и спокойно. И, прощаясь ненадолго, она искренне улыбнулась Уилфреду, который подмигнул ей, как будто в очередной раз заверяя, что все будет хорошо. И она, правда, на это надеялась. А потом стало и не до переживаний. Конечно, она готовилась к вечеринке заранее, но незавершенных дел было еще очень много, включая докупку всего необходимого и украшение их с Виктором дома. Еще и мама придет… Мысль об этом заставляла девушку передернуться. Если мужчины пообещали вести себя благоразумно, то мать, скорее всего, не удержит свою неуместную критику при себе.

Просить о помощи Виктора девушка не посмела, он с утра был захвачен работой, и мешать ему в такие моменты не стоило. Да и разве уют очага — не обязанность женщины? Дело уже шло к завершению, когда раздался звонок в дверь, и она бросила быстрый взгляд на часы. Для гостей было рановато, но, зная свою мать, Габи могла ожидать худшего, а потому не особенно спешила открывать. После второго требовательного звонка девушка уже на сто процентов была уверена, что за дверью ее мама.

Из кабинета выглянул Виктор:

— Габи, все хорошо? — он не выглядел раздраженным, скорее обеспокоенным.

— Да. Уже открываю, — как можно небрежнее ответила она. Подавив вздох, вышла в прихожую, открывая дверь. — Уилл…

Секундная растерянность сменилась облегчением, а следом — радостью. Машинально поправив прическу, она отошла в сторону, пропуская гостя в дом.

— Еще раз привет, — улыбнулся Коллинз, аккуратно проходя в прихожую и протягивая девушке огромный букет прекрасных белых лилий. И как он узнал? Она вроде бы никогда не говорила о том, что это ее любимые цветы. — Знаю, что я раньше, но я подумал, тебе понадобится помощь.

Тревоги и страхи, запрятанные поглубже, поскреблись, просясь наружу. Приняв букет, Габриель спрятала в нем лицо, скрывая от гостя невольные эмоции, беря себя в руки. И лишь потом решилась поднять на гостя взгляд:

— Они так прекрасны… — не оценить знак внимания было бы не только невежливо, но и преступно. Губ коснулась улыбка: — У меня пироги в духовке. Пойдем на кухню?

— Любишь готовить сама? — улыбнулся Уилл, расстегивая манжеты и закатывая рукава до локтя, впервые на памяти Габи открывая руки. Она думала, на них были шрамы или тату, которые коллега скрывал под одеждой, потому что это не приветствовалось на работе, но нет, его руки были чисты. — Я думал, ты просто закажешь несколько больших пицц и сделаешь напитки.

В голосе гостя слышалось приятное удивление, и Габриель смущенно улыбнулась, наблюдая, как Коллинз подступается к горе посуды:

— Да. Конечно, когда есть повод и время, — оговорилась она. Повод был, и даже не один: угодить дорогому гостю и отвлечься от тягостных мыслей. И то и другое получилось.

— Вот как, — улыбнулся парень, спокойно перемывая гору посуды. — На месте Виктора я бы уже давно женился. Правда. А то вдруг уведут?

Щеки Габриель зарделись от смущения и удовольствия, что говорить, а любая девушка мечтала услышать подобное, особенно от мужчины, который нравился. Знать, что ее ценят и боятся потерять.

— Он ученый… — протянула она, будто это все объясняло.

Уилл тихо фыркнул. Будто высмеивал, не принимал это заявление.

— Нет времени купить кольцо? — спросил он, хотя, вне всяких сомнений, хотел сказать не это.

Девушка пожала плечами, смутившись. Да и что она могла ответить, если и сама порой задавалась подобным вопросом? Словно убегая от этой неловкости, развернулась к духовому шкафу и открыла его, чтобы вытянуть из него противень, но, задумавшись, нечаянно задела пальцами раскаленную стенку, подпрыгнула, отдернув руку.

— Дьявол… — выдохнула она, потянувшись за маслом, чтобы смазать ожог. — Он очень занят, а такой шаг требует времени.

Но ее руку перехватили, не позволяя.

— Термические ожоги нельзя смазывать маслом. Оно создает пленку, и температура не падает. Ожог проникает глубже, — заметил Уилл, открывая ледяную воду и подставляя чужую ладошку под струю. — У тебя есть какое-нибудь средство от ожогов? Крем или пенка?

Казалось, он тут же забыл про Виктора, который, несомненно, интересовал его подозрительно сильно, больше обеспокоенный чужой раной.

— Мазь, — выдохнула Габриель, чувствуя, как от места соприкосновения их рук по коже бегут мурашки, но не холода или страха, мягкие, теплые… — в аптечке.

— Скажи, где, я принесу, ты пока держи руку под струей, — серьезно предложил, а скорее, даже распорядился брюнет.

Габриель помедлила с ответом, морщась, а на самом деле взвешивая, может ли хоть на минуту оставить гостя одного, позволив гулять по дому. Виктор даже не знает, кто пришел… С другой стороны, не верить в искреннее беспокойство в голосе Уилфреда казалось просто кощунственным.

— В гостиной, в верхнем ящике стеллажа.

— Хорошо, я сейчас, — кивнув, молодой человек направился прочь, чтобы… куда-то запропаститься.

Первые минут пять Габриель думала, что Коллинз ищет аптечку или мазь, хотя там все было доступно уложено, еще пару минут боролась с сомнениями, а потом сорвалась прочь, забывая кран открытым. Сердце заколотилось от страха, когда гостя не оказалось в комнате. Все, что она так старательно прятала все это время, вырвалось на свободу, и к глазам подступили слезы обиды. Ее все же обманули, дурочку, а она…

— Виктор! — крикнула она, врываясь в его кабинет без стука.

Вот только комната, в которой Виктор даже убирался сам, оказалась пуста. Это обстоятельство всколыхнуло в душе панику. То, что любимый мог, например, отойти по нужде или выйти на балкон покурить, даже не пришло в голову. Отсутствие обоих мужчин в местах, где им надлежало быть, не могло являться совпадением, и она бросилась их искать, распахивая двери огромного дома.

— Виктор!

Тот обнаружился в ванной, даже подпрыгнул от ее окрика и чуть не расплескал воду. Окровавленную воду. Костяшки его рук были сбиты.

— Боже, Габи… Ты в порядке? Что случилось?

Она смотрела на кровь, не решаясь перевести взгляд на мужчину, но потом все же посмотрела ему в лицо:

— Это я хотела спросить у тебя, — заметила она, снова скользнув взглядом по его рукам. — Где Коллинз?

— Ему позвонили, какие-то срочные дела. Пришлось уйти. Передавал свои извинения, — казалось, от этой фальшивой улыбки у Виктора у самого свело челюсть. — А я так… не клеится кое-что, вот стена и пострадала от переизбытка моих эмоций. Не волнуйся. Он сказал, ты обожглась?

Габриель инстинктивно спрятала пальцы с ожогами в кулак, как прячут изобличающие улики. Сделала несколько шагов назад, увеличивая опасно близкое расстояние между ними:

— Зачем ты врешь?..

Их дом был большой, но не настолько, чтобы не слышать знакомой мелодии и хлопка входной двери, находящейся за стеной.

— С чего ты взяла, что я вру? — нахмурился Виктор и выключил воду, аккуратно вытирая руки. — Идем, руку нужно обработать. Скоро гости придут.

— Он не ушел бы, не простившись, — настаивала Габи, отступая еще на шаг. — И дверь не открывалась.

— У тебя опять приступы паранойи? — устало спросил Виктор. — Ну откуда мне знать, что у него там случилось? Может, пожар какой, кошка рожает… Вот и ускакал, все позабыв.

Подступив к девушке, он мягко взял ее за запястье, чтобы осторожно потянуть прочь. В гостиной заботливо смазал ожоги мазью и усадил на диван, объяснив это необходимостью отдохнуть. Уже направляясь на кухню, чтобы выключить кран и духовку, заметил, что завтра лично позвонит врачу. Габи прикрыла глаза. Нет. Нет, она не больна. Не в этот раз! Только вряд ли ей кто-нибудь поверит, после того, как она лечилась почти год. Время близилось к восьми, раздался звонок в дверь, но, вместо того, чтобы поспешить в прихожую, Габриель взяла телефон и набрала номер Уилфреда. Бездушный голос системы сообщил, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.

Сердце забилось где-то в горле, но Виктор уже впустил гостей, и оставлять пришедших без хозяйки вечера было некрасиво. Пришлось выйти навстречу, улыбаться и говорить о каких-то пустяках, хотя мысли были далеко. Пережить чужое веселье, впечатления, речи… К счастью, хотя бы мать не явилась, а иначе Габи, наверное, сорвалась бы раньше, чем когда дверь закрылась за последним гостем. Виктор коснулся ее локтя, наверное, собираясь проводить в гостиную, но она вырвалась и заперлась в спальне для гостей, объявив, что сегодня будет спать одна.

Виктор тихонько постучался к ней, не рискуя открывать дверь универсальным ключом:

— Ты так расстроилась, что он сбежал от тебя? Он… — Виктор осекся, но совладал с голосом, — тебе нравится, да? Знаешь, довольно странно задавать такой вопрос любимой женщине.

Глупое сердце трепыхнулось, но Габи удалось его успокоить. Ей тоже было тяжело сказать любимому, что боится. Его боится. И она молчала, долго подбирая слова, чтобы объяснить и не обидеть:

— Нравится. Как человек. Но… — она закусила губу. — Слышали ли бы вы себя со стороны, в ресторане… А теперь Уилфред пропал…

Виктор вдруг тихо рассмеялся, как прежде, светло и тепло:

— Господи… Ну немного погрызлись бывшие товарищи в присутствии красивой девушки… Что ты там себе напридумывала?

Значит, все же “товарищи”... Вот только Габриель весть об их бывшем знакомстве совершенно не успокоила, скорее наоборот. Нет, она ничего не придумывала, в мыслях прокручивая все, что произошло, в том числе вечером, перед вечеринкой. Уилфред не ушел бы вот так…

— Ничего. Мне просто надо отдохнуть. Оставь меня, пожалуйста.

Виктор вздохнул:

— Заварить тебе чай с чабрецом?

— Не нужно.

Открывать любимому дверь Габриель намерена не была, во всяком случае, сегодня. Снова набрала знакомый по работе номер, еще надеясь, что Коллинз просто ехал через тоннель, а сейчас мирно спит дома. Но нет. Телефон был по-прежнему недоступен. И с каждым часом бессонницы становилось все хуже. Бессонница… Давняя подруга, если подумать, Габи не знала ее с тех времен, как они съехались с Виктором. Радовало только одно: завтра выходной, можно позволить себе не пытаться заставить работать чугунную от недосыпа голову. А еще, пока Виктор работает в кабинете… Что она может сделать: сбежать к матери, обыскать дом или что-то еще, девушка так и не решила, наконец, проваливаясь в поверхностный, беспокойный сон, сморивший в кресле. Ей снилось что-то странное… и страшное. Темное, оно обволакивало ее, душило. А еще было холодно… Так холодно и одиноко в этой всепоглощающей тьме, что, тем не менее, не оставляла ее одну.

Проснулась Габи как-то странно, рывком, и даже не поняла, от чего. Что-то словно вытолкнуло ее из сна, и она закашлялась, вдыхая полной грудью холодный воздух. В комнате было зябко, словно в холодильной камере! Странно, вроде похолодания не обещали… Может, она нездорова? Впрочем, после такой ночи немудрено. Покинув спальню, отправилась на кухню, сварить себе кофе, решив по пути играть для Виктора в веру тому, что у нее разыгралось воображение. Так будет лучше, пока она не поймет, что же происходит на самом деле. А уж несколько визитов к психологу она как-нибудь переживет.

Видимо, в доме действительно было холодно, потому что статическое электричество буквально ополчилось на девушку. Билось все. Ручки дверей, теплая кофта, которую достала девушка, волосы, по-дурацки вставшие шапкой. Что за черт?! Может, в атмосфере что-то… Снаружи сгущались тучи, обещая дождь в самое ближайшее время. И оттого становилось еще и тоскливо. Потягивая кофе, попутно грея о фарфор замерзшие ладони, Габриель снова прокручивала в уме ситуацию, в которой оказалась. Набирала номер Коллинза, чтобы слышать в ответ одно и то же, бросая телефон в угол дивана. Крепла в уверенности, что тот не покидал их дома, и по спине бежали мурашки. Зачем Виктору врать, если?..

Бурное воображение и неуемная фантазия тут же благодарно подкинули ей сцену расчленения после зверского убийства, но, будем честными, у Виктора было всего минут десять от силы. Потом в доме были гости, а затем и она не спала всю ночь, он просто не смог бы незаметно избавиться от тела, а ей все же пора смотреть поменьше детективных сериалов…

Но мыслительный процесс было уже не остановить, и Габи затеяла уборку, комната за комнатой обыскивая дом на предмет тела или других следов преступления. Заметив ее рвение, Виктор лишь обеспокоенно поинтересовался, не навредят ли ей сейчас физические нагрузки, и вернулся в кабинет. Он был невозмутимо спокоен, как человек с чистой совестью, заставляя девушку сомневаться в себе и целесообразности собственных действий, однако она довела дело до конца, так ничего и не обнаружив. Оставался лишь кабинет Виктора, куда ей ход был заказан, и сомнения продолжали точить.

Плюхнувшись в кресло, Габриель прикрыла глаза, пытаясь взять себя в руки. Неважно, что там у нее в голове, Виктор, кто бы он ни был, должен был думать, что ему верят. Переключив мысли с ужасных домыслов, она постаралась сосредоточиться на малом, поделив проблему на этапы, которые ей придется пройти. Сейчас ей было необходимо проникнуть в кабинет. Когда… Если найдет тело, тогда будет решать, что делать дальше. Вот только как ей проникнуть и обыскать кабинет Виктора? Как выманить оттуда возлюбленного? Еще и поясницу заломило… На пару мгновений девушка выпала из реальности и едва ли не подпрыгнула, когда на плечо опустилась мужская ладонь:

— Габи… Ты в порядке? — Виктор выглядел обеспокоенно.

Несколько бесконечных мгновений она смотрела в родное лицо, а потом качнула головой, пряча лицо в ладонях:

— Мне нужно то лекарство, что прописал в прошлый раз врач, — ее вздох самой до ужаса напомнил тихий всхлип. Габриель не была уверена, что стоит за этим признанием, попытка услать любимого в аптеку или страх перед вернувшейся болезнью и желание пойти легким путем.

— Ну, что-то ты совсем расклеилась, — вздох возлюбленного казался усталым. Он поцеловал ее в макушку. — Может, возьмешь отпуск и слетаешь куда-нибудь отдохнуть? Океан? Горы? Ты выглядишь замучено.

Габриель мотнула головой, отказываясь от предложения, заметив, что Виктор обещал, что они уедут вместе. Он же не обманывал ее? Уткнулась ему в плечо, немного наигранно вздрагивая плечами, положила ладонь на грудь, коснувшись пуговиц, и отпрянула.

— Ты тоже бьешься, — выдохнула она.

— Что? — не сразу понял Виктор, потом тихо засмеялся. — Так я же в джемпере. Вот и работаю неисправной мини-электростанцией. Думаю, эта погодная аномалия к вечеру сойдет на нет.

— Ты ставишь какой-то эксперимент? — не поняла Габи, хмурясь.

Нет, она никогда не была против, прекрасно зная, с кем живет, но вообще, мог бы и предупредить.

— Ты думаешь, моих ресурсов и умений хватит, чтобы испортить погоду во всем штате? Я польщен, — ученый усмехнулся и вновь коснулся губами чужой макушки. Габриель всегда чувствовала себя маленькой рядом с ним.

Она не ответила, опустив голову, выражая усталость и растерянность. Подозревать любимого бог знает в чем было не только противно, но и несправедливо, однако она ничего не могла с собой поделать. Сердце билось быстрее от тревоги за другого мужчину, которому Габи тоже не верила, но не могла выкинуть из головы. Нет, она пойдет завтра на работу, хотя бы проверить, выйдет ли Коллинз. Ведь телефон можно потерять, разбить, наконец, его могут украсть…

— Будешь чай? — тихо спросила она.

— Я заварю… Сладости с вчера еще вроде бы остались, — Виктор улыбнулся и, взяв возлюбленную за руку, потянул ее на кухню. Маленькую и уютную, которую она любила больше, чем просторную, но такую официозную столовую.

Они пили чай, Габриель смотрела на белые цветы, так и оставшиеся на кухонном столе. Осознание, что если она не прольет свет на случившееся, не сможет жить спокойно дальше, терзаясь сомнениями, подозрениями, горчило на губах. Сладости стремительно таяли, но не приносили облегчения.

— Почему вы поссорились?

— Разошлись во мнениях по поводу вопроса жизни и смерти, — мужчина легко пожал плечами и глотнул ромашкового чая, чуть поморщившись. — Тяжелый был разговор. Оказалось, мой друг совсем не тот, за кого себя выдавал.

Габриель рискнула бросить на Виктора взгляд, чтобы задать новый, животрепещущий, ввиду обстоятельств, вопрос:

— Он сектант?

Виктор вопросительно изогнул бровь и помолчал некоторое время, задумчиво смотря в кружку.

— Никогда не думал о нем и его позиции в подобном ключе, но… что-то похожее, да.

— По нему не скажешь… — вздохнула Габи, допивая чай, но продолжая крутить в пальцах чашечку. Не хотелось ей, ой как не хотелось верить в подобное, но она же собственными ушами слышала. — Он угрожал тебе. Но ты же ему ничего не сделал?

— Долгая история, — отмахнулся Виктор. — Но ты права, я ему ничего не сделал.

Ну как ему не верить? Это же Виктор, все такой же заботливый, родной, любящий. Он и муху-то зазря не обидит, а тут человек, виноватый лишь в том, что иначе смотрит на жизнь… Габриель качнула головой, прогоняя сомнения, и виновато улыбнулась:

— Прости. Я… испугалась.

И любимый простил, обнимая, целуя, пока все плохое не вылетело из головы, и она не расслабилась, уткнувшись в крепкое надежное плечо. Хотелось сидеть так вечно, прячась в нежных объятьях, но все же, когда Виктор сказал, что должен идти, Габи отпустила.